Книга Семь снежинок на ладони, страница 145 – Светлана Нарватова

Утром я проснулась на груди герцога. Было уютно и безопасно, но во рту всё ещё стоял гадкий привкус. О Годин, как я опозорилась! Что он думал, пока я там, над ночным горшком…

Мне было очень стыдно.

Проснувшийся муж был заботлив и доброжелателен, но целовать меня не спешил, хвала Фрейн! Не знаю, как вообще между нами будут складываться отношения после такого…

На еду я смотреть не могла, от запахов мутило, но я мужественно сидела за завтраком с мужем и пила морс. Когда Рауль удалился в кабинет, вокруг меня захлопотала Хайди, причитая на тему того, что вчера всё было свежее из еды, как же так… Я её успокоила, сказав, что еда тут ни при чём. По заинтересованному взгляду я поняла, что вызвала неверные подозрения, и рассказала про заморский напиток. Бокалы с утра ещё стояли на столе, и те, кто убирался в покоях, могли подтвердить мои слова.

Кажется, служанка была разочарована.

Я хотела устроиться в гостиной с книгой, но тут доложили о прибытии нарочного. Отец прислал, что я просила. Судя по той скорости, с какой папа всё нашёл, предложение его более чем заинтересовало.

Пока я в своём кабинете всё записывала в книжечку, с количеством, ценами и продавцами (нужно будет как-то проверить настоящую стоимость), ко мне поднялся плотник. Его приговор был беспощаден – всё ломать.

Либо оставить как есть.

Так, как оно есть, и секретер, и сундук мне были бесполезны. К тому же работник пообещал, что если из столицы привезут новые замки, он их вточит. На том и договорились. А поскольку ломать – не строить, то вскоре всё закрытое стало открытым. Плотник ушёл, сказав обращаться «как только что вдруг», а я принялась проводить ревизию.

Секретер внутри был практически таким же образцовым, как снаружи. Стопочками лежала чистая бумага – отдельными листами и сшитыми в ученические книжки. От времени они слегка пожелтели, но мне какая разница? Чернила в чернильнице высохли, а перья были исправны. В небольшой баночке стояли кисти, а рядом с ними – ссохшиеся краски. На отдельной полочке лежали детские рисунки и листки со старательными каракулями. Я не стала их перебирать. Смотреть на них было больно. Неважно, что это случилось давно. Было тяжело думать о том, что маленькой художницы больше нет.

Нужно будет спросить у Рауля, как с ними поступить.

Ещё на одной полке лежала стопочка писем, проштампованных королевской почтой. Не у всех есть личные артефакты для доставки корреспонденции. Большинство людей отправляли письма так.

Я глянула краем глаза на адреса: все были от одного и того же адресата. И отлично! Во всяком случае, теперь я знаю, кому можно отправить вещи бонны. Пожалуй, письма перешлю туда же.

В сундуке больших богатств не обнаружилось. Пара платьев, тёплые сапоги, шаль местного производства, по узору ясно, тулуп, шапка… Всё ношеное, но неплохо сохранившееся, заботливо переложенное мешочками с душистыми травами. На дне обнаружились два флакончика духов. Спирт из них выветрился, и на дне остались лишь жёлтые потёки масел. Ни денег, ни драгоценностей, что можно было бы передать наследникам, я не нашла. Но это логично. Бонна отправлялась в столицу. Самое время заработанное потратить.

Одежду я решила предложить селянкам. Если никто за нею не обратился за последние десять лет, вряд ли предъявит претензии теперь. А вот сам сундук мне понравился. Добротный, вместительный, но при этом не очень тяжёлый. Я сложила всё как было и теперь, удовлетворённая успехами, пошла в гостиную. Конечно, я была благодарна герцогу за краткий пересказ пьесы о Сиверте, но нужно составить о ней собственное представление.