Книга Танцующий в темноте, страница 36 – Т. Л. Мартин

Жар заливает живот, когда я вновь вспоминаю большую руку Адама, обвившуюся вокруг моего бедра. То, как напряглись мышцы его руки, когда он сжал ногу. Его темно-синие глаза потемнели, когда он поглаживал рану. Дрожь пробегает по мне, и я говорю себе, что это всего лишь от страха.

Что за мужчина так очарован видом крови? Что это говорит о том, что он за человек? Что еще более важно, на что он способен?

Я выдыхаю и поднимаю взгляд к потолку, скрывая рану из виду. Чувство вины скручивается в животе, когда прищуренные глаза мамы вспыхивают в сознании, ее потрескавшиеся губы кривятся в неприкрытом отвращении, когда она нависает надо мной. Я пытаюсь проглотить нежелательный стыд обратно. Несмотря на то, что он застрял, как твердый ком в горле, потому что часть меня знает, что она права насчет меня. Часть меня всегда знала. Возможно, у меня нет права голоса по поводу тревожных образов, которые заползают в мозг и требуют, чтобы их выпустили, но, как часто напоминала мне мама, у меня есть право голоса по поводу того, чтобы поддаваться их искушению.

Я та, кто берет кисть. Обмакивает ее в малиновый, рубиновый и карамельно-яблочно-красный цвета. Отключает голос разума, пока все, что я знаю, — это опьяняющий оттенок безумия. Это я несу ответственность за ужасные изображения в моем альбоме для рисования, на которые мама наткнулась в тот день. И на следующий. Однажды, когда мне было семь и я впервые открыла для себя искусство с помощью ее бордовых тюбиков с губной помадой, она сказала: Ты никогда не будешь дочерью Господа, и ты никогда не будешь моей дочерью.

Пальцы постукивают по ноге, прежде чем хватаются за халат, когда их охватывает тревога. Они жаждут освобождения так же сильно, как и я.

Нет. Я прочищаю горло, высвобождаю материал из мертвой хватки. Это всего лишь немного краски.

Я совсем не похожа на Адама.

Я не похожа ни на кого из них.

Одергивая халат и поправляя пояс, я брожу по спальне. Глаза перебегают из одного угла в другой, пытаясь уловить любые детали, которые могут оказаться полезными. Я здесь только ради Фрэнки, и я отказываюсь впускать в голову кого-либо из братьев Мэтьюзз, пока я здесь.

Если судить по всему остальному дому, то могу почти гарантировать, что все спальни в женском крыле одинаковы. Проходит секунда, прежде чем я замечаю, что здесь нет окон. Я подхожу к единственному шкафу в комнате и открываю дверцу. Такой же большой, как огромная ванная, он тщательно организован. Дорогое на вид черное белье и шелковые ночные рубашки выстроились вдоль левой вешалки, в то время как справа от меня висит ряд платьев, идентичных тому, которое я надела сегодня. На стеллажах хранятся шесть дополнительных пар дизайнерских туфель на каблуках.

Вот и все. Единственные вещи, которыми я буду владеть, пока играю в их маленькую куклу.

Я подкрадываюсь к входной двери, поворачиваю ручку и приоткрываю ее. Выглядывая через сантиметр свободного пространства, я бросаю взгляд вдоль коридора, в обе стороны. Слева от меня есть по крайней мере одна камера, и я отчетливо вижу две в правом конце. Сглотнув, я осторожно закрываю дверь и поворачиваюсь, прислоняясь спиной к прохладному дереву. Завтра я запомню все видимые камеры в этом особняке. Завтра, когда сядет солнце и погаснет свет, я выясню, что скрывают Мэтьюзз.