Книга Из бурных волн, страница 157 – Вал И. Лейн

Я думала, что если заплачу еще немного, то усохну от обезвоживания. Но оказалось, что у меня осталась одна слеза. Слеза по Майло. По любви, которую я потеряла, но и по любви, которую я подарила, освободив его от проклятия. Слеза по Беллами и той боли, от которой он так долго пытался убежать. Слеза по Серене, которая не заслужила своей участи. И слеза по маме и всем моим родственникам, которые пострадали от мести Корделии.

Я позволила слезе скатиться с глаз, бросив последний взгляд на море, прежде чем с трудом заползти на водительское сиденье маминой машины. Потянувшись за телефоном, я увидела девять пропущенных звонков от папы, три сообщения и одно голосовое сообщение.

— Трина, твоя мама… Она просыпается! Она ничего не помнит, но с ней все будет в порядке.

Его сообщение еще раз убедило меня в том, что я поступила правильно. Однако, когда вспомнила о последних словах, которые сказала папе, это было как удар под дых. Я была слишком измучена, чтобы думать о том, как мне с этим смириться, но я знала, что разберусь с этим позже. А пока отправила ему единственное сообщение, которое смог сформулировать мой мозг, просто чтобы он знал, что я в безопасности.

«Счастливого Дня Благодарения, папа. Я возвращаюсь домой».

39. В лучшем виде

Я приехала домой на следующий день после Дня Благодарения. Я была так измучена, что предпочла бы улететь самолетом, но маме нужно было вернуть машину.

В тот же день маму выписали из больницы, и она сказала, что этой ночью выспалась лучше, чем когда-либо в своей жизни. Хотя она не уточнила почему, я точно знала, что она имела в виду. Во сне меня тоже не преследовали никакие кошмары. Это был самый раскрепощающий отдых, который я когда-либо испытывала, и я сожалела только о том, что моя бабушка и все те, кто был до нее, никогда не испытают этого.

Когда в пятницу вечером мы сидели за столом и готовили поздний ужин на вынос в честь Дня Благодарения, я, наконец, почувствовала, что мы снова собрались всей семьей. Впервые с тех пор, как была ребенком, я услышала мамин смех. А папа широко улыбался. Я молчала. Все еще привыкая. Но позволила себе быть довольной. Я была обязана хотя бы этим.

После ужина я извинилась и ушла в свою комнату. Когда разворачивала сверток, который принесла с собой, в дверях появилась мама. Я спрятала пакет подальше, чтобы она не увидела.

— Катрина. — Ее голос, странно легкий и непринужденный, разнесся по комнате.

— Да, мам? — спросила я, все еще немного колеблясь, но изо всех сил стараясь не подать виду.

— Я только что вспомнила. Ты всё-таки нашла шкатулку, которую искала?

Я вздрогнула при упоминании.

— Да, — спокойно ответила я. — Там было все, что я надеялась найти.

— Ты смогла ее открыть? — Она казалась шокированной.

— Ну… — Я отвела взгляд, все еще обдумывая свое объяснение и жалея, что сказала так много. — Да. Но поверь мне, это было нелегко. — Это, конечно, не было ложью.

— Ух ты. — Она присела в изножье моей кровати. — Знаешь, я помню, как моя мама очень старалась открыть ее, когда я была маленькой, но у нее никогда не получалось. Ей всегда было интересно, что там внутри.

— По сути, это была просто шкатулка для ожерелья, со старыми письмами и прочим хламом. — Я собиралась оставить все как есть, но что-то заставило меня рассказать ей больше. Было бы справедливо, если бы она знала о нашем наследии так же, как и я. Я знала, что она никогда не сможет связать воедино ту часть о русалках и пиратах. Мне было интересно, помнит ли она вообще все, что рассказывала мне во время своих пьяных телефонных разговоров. Может быть, если сказать ей, что все остальные женщины в нашей родословной были подвержены тем же душевным мукам, что и она, это заставит ее чувствовать себя немного менее виноватой за то, что вышло из-под ее контроля. — Ты знала о потайном отделении, в котором хранился дневник моей прабабушки?