Книга Соль и волшебный кристалл, страница 11 – Эбби-Линн Норр

– У вас даже наши фотографии есть? – Я поднялась и подошла поближе к репортажному снимку, запечатлевшему нас с Мартиниушем. Интересно, кто его сделал? На нем мы прощались в аэропорту. Мартиниуш держал меня за руку и улыбался. Ветер взметнул мне волосы, сдув их с лица, а в руке у меня был конверт, который Мартиниуш мне только что дал. В конверте лежал перевод выдержек из дневника Александры Новак – про Сибеллен и жизнь семьи до крушения названного ее именем барка.

Чтение дневника Александры меня взволновало, я почувствовала себя ближе к семье Новак. Хоть мы и не состояли в понятном людям родстве, но Сибеллен тоже была сиреной, а значит, мы с мамой Новакам не совсем чужие. Сомневаться не приходилось: прапрапрабабушка Мартиниуша не знала, кем на самом деле являлась ее невестка Сибеллен, но то, что она о ней писала, являлось для меня исчерпывающим доказательством. У Новаков в жилах текла кровь сирен, и нам с мамой досталось их наследство. Невозможно не признать, что в этом заключалась некая высшая справедливость.

Под привлекшей мое внимание фотографией имелась табличка с надписью на польском, там упоминалось и мое имя – меня назвали «Тарга Мак’Оли-Новак».

– И что там написано? – спросила я Ханну, указав на польский текст.

Ханна сложила пальцы домиком и улыбнулась.

– «Давно потерянная дочь возвращается домой».

У меня защипало в глазах, и я отвела взгляд. Я не ожидала, что новая руководительница «Компании Новак» и правда поверила Мартиниушу, что она действительно думает, будто мы с мамой родня покойному старику, но она, похоже, верила.

Рядом с Мартиниушем и мной висел снимок мамы в рабочей экипировке. Тоже не портретный – мама, стоя на палубе спасательного судна «Бригида» среди дайверов, увлеченно разговаривала о чем-то с Саймоном и Йозефом, местным аквалангистом. Этот Йозеф был симпатичным дядькой с грубоватым обветренным лицом, и когда мы уезжали, мама попрощалась с ним по-свойски. Для нее это совсем нехарактерно. Они даже обнялись, хотя мама никогда не обнимала никого, кроме меня, моих подруг и Антони.

С тех пор мама почти не упоминала Йозефа, но между ними явно проскочила какая-то искра, мне это не показалось. Она признала, что испытывает к нему теплые чувства, но, когда я пыталась добиться подробностей, мама прекращала разговор. Глянув на нее сейчас, я с облегчением заметила, что она уже не такая бледная.

Мама смотрела на себя полугодичной давности, и по лицу ее было не понять, о чем она думает.

Подпись под фотографией была лаконичной: только дата и несколько слов. Я их разобрала – что-то вроде «На борту “Бригиды”». Маму записали «Майра Мак’Оли-Новак», дальше шли Саймон Николс и Йозеф Дракиф. Дракиф? Что это вообще за фамилия? На польскую непохожа, насколько я могу судить по своему скудному опыту общения с местными жителями.

– Должно быть, вы испытали потрясение, когда узнали о своем происхождении, – заметила Ханна. – Для нас-то это точно стало шоком.

– Не сомневаюсь, – вполголоса произнесла мама, когда я вернулась на свое место рядом с ней.

– А что Мартиниуш рассказал вам о нас? – спросила я.

– Только то, что вы его единственные ныне живущие родственники и что родство у вас со стороны Сибеллен, а у нас об этой ветви почти нет данных.

– И вы ему без вопросов поверили? – удивилась мама.