Книга Рожденная землей, страница 48 – Эбби-Линн Норр

– Не уверен, что использовал бы слово «жертвы», – нахмурившись, ответил Джашер. – Однако мой опыт общения с мертвыми заставляет меня осознать: не все, что происходит с людьми, лежит на их совести. Но в то же время они несут ответственность за свои поступки. Расплачиваться приходится именно им, вне зависимости от того, находились ли они под воздействием некой силы или нет.

Никогда раньше мне не приходилось встречать человека, который рассуждал так, как Джашер. Я чувствовала, что это вызов для моего миропонимания и одновременно возможность раздвинуть его границы. Мои представления о природе добра и зла расширялись, хотя и не без некоторого напряжения.

– Из-за своего проклятия я никогда не буду путешествовать, никогда не уеду из дома, – в голосе Джашера зазвучала горечь, которой я прежде не слышала.

Он заговорил о том, что меня интересовало больше всего. Я повернулась к нему.

– Фейт подает это так, словно ты сам предпочитаешь оставаться домоседом, поскольку самая большая радость для тебя возиться с теплицей или работать во дворе в гордом одиночестве.

– Ты бы тоже так поступала, если бы каждый раз, как выезжаешь в поселок или город, тебя преследовали мертвые, – с этими словами он тоже развернулся в мою сторону и посмотрел мне в глаза.

– Тогда что бы ты делал, не будь на тебе этого проклятия?

Джашер рассмеялся:

– Чего я лишен навсегда? Я бы поступил в университет – возможно, изучал бы архитектуру. Путешествовал бы по миру, посмотрел бы китайские храмы в Пару и Пунакхе, съездил бы в Рим, Прагу, Будапешт, посетил бы Ангкор-Ват^[22]. Нет ничего, чего бы я не хотел увидеть собственными глазами. Но одной мысли, что меня будут всюду преследовать, если я отважусь выйти в мир, достаточно, чтобы забиться под кровать и никогда не вылезать оттуда.

Так вот, значит, как. Его желания и амбиции были гораздо больше того, на что ему сейчас хватало смелости, – и все из-за особого дара, который он имел помимо своей воли.

Я взяла его за руку:

– Мне очень жаль, Джашер. Я не знала этого.

Он отчаянно сжал мои пальцы – так сильно, что мне стало немного больно. Теперь я узнала его как человека, который может быть очень уязвим и у которого есть свои потребности. Так мы и сидели там, просто держась за руки. Я ощущала растущее тепло в животе, словно наше осторожное дыхание раздувало горячие угли.

– Прежде я еще ни с кем не делился всем этим, – сказал Джашер, – и если бы ты не спросила, не стал бы отягощать тебя своими проблемами.

Я покачала головой.

– Без искренности нет настоящей дружбы. – И добавила, небрежно пожав плечами: – Ну, по крайней мере, я что-то такое читала.

Он хмыкнул, повернул мою ладонь тыльной стороной вверх и погладил ее подушечкой большого пальца. Заглянул мне в глаза. Указательным пальцем другой руки бережно провел по моей скуле. От его прикосновений у меня участился пульс.

– А как насчет тебя, Джорджи? Чего хочешь ты? Для чего ты здесь?

Я не ожидала такого прямого вопроса. Быстро перевела дыхание и ответила:

– Просто так вышло, я не собиралась в Ирландию, – мой взгляд скользнул вниз, с его глаз на губы. – Но теперь мне кажется, так и должно было сложиться.

– Да, – подхватил Джашер, – это не случайность.

Он поцеловал меня в висок и обнял. Положив голову ему на плечо, я оплела его пальцы своими. Звуки ночи сомкнулись вокруг нас: стрекотание насекомых, крик совы. Мы разделили тайну, которой, насколько мы понимали, не могли поделиться ни с кем другим. Должно быть, вы думаете, это было идеальное время и место для поцелуя: Фейт уехала, мы были одни в доме посреди залитой лунным светом оранжереи, полной коконов фейри. Но мы не стали этого делать. Не тогда. Нас соединяли не бабочки в животе, а духовная близость. Прежде мне не приходило в голову, но в тот раз я осознала – некоторые моменты прекрасны сами по себе и не нуждаются в дополнении в виде поцелуя.