Книга Проклятый мастер Гуэй, страница 103 – Яо Син

– Вы можете не спасать их, но не говорите, что братец Цзе Чэн лжец, а Ши Ши глуп. Я верю, что они сделали это от чистого сердца. А что с сестрицей Ли, вы не можете знать.

– Ты называешь меня трусом. Пусть будет так. Я не бессмертен. И если умру раньше Ми Хоу, то еще две жизни буду нести проклятье за его преступления. А потому для меня важнее всего на свете жить. И я, как и любой человек, боюсь смерти.

Гуэй вновь повернулся к деревне Ши Ши, но с места не сдвинулся. Он чувствовал, как за спиной надвигается голодная и разрушительная инь.

– Мы подошли к деревне слишком близко, – сказал он, но понял свою ошибку очень поздно.

Схватив Сяо Ту, как непослушного щенка, мастер тут же скрылся в зарослях подальше от дороги.

Притаившись, они наблюдали за тем, как по дороге, волоча ноги и закинув голову назад, двигались полуразложившиеся трупы. Их обгоняли более свежие, которые передвигались длинными прыжками.

– Мастер, – прошептал Сяо Ту, – смотрите, их же ужасно много! – пытался он образумить мастера. – Ни одна деревня не сможет им противостоять.

Гуэй промолчал. Было заметно, что увиденное заставило его колебаться.

– Только Ши Ши сможет с ними сражаться, – продолжил Сяо Ту, – но что дальше? Особенно когда Ши Ши сам погибнет? Я знаю, что вы не бессмертны, но и я, и те люди – тоже. Тем не менее они знают, ради чего борются. Да, это их дом и близкие. Но ради чего тогда живете вы? Ради бессмертия? Но вы его уже не сможете получить.

Юноша увидел, как изменился взгляд мастера. Действительно. Несмотря на то, что на него было наложено проклятье, притом по его же собственному выбору, он все равно не оставлял надежды получить прощения Нефритового Императора и обрести возможность навсегда или хотя бы на очень долгое время избегать самого большого своего страха – смерти.

Но сейчас Сяо Ту, будто обретший настолько великую власть, чтобы говорить голосом мира, словно заставил Гуэя очнуться от своих грез. Можно сказать, в этот момент своими словами он лишил мастера надежды и вернул в суровую реальность.

В которой он никогда не получит желаемого. Что бы ни делал.

А в чем была его вина? В том, что желал знаний? Не вреда людям, а только знаний? Разве не превратился он в чудовище только тогда, когда покинул гору? И из-за чего? Исключительно потому что потерял свое имя, а значит, опору. Потерял себя. Все те бесчинства и преступления, совершенные в безумстве, за которые жертвы прозвали его Гуэем, он пытался замолить раскаянием и добрыми делами. Но как бы много добрых дел он ни совершил, Небесный правитель его так и не простил. И есть ли ему дело до маленького человека? Пусть тот и является мастером.

Или, может, дело вовсе не в прощении, а в ошибочном решении молодого заклинателя связать свои жизни с поступками демона? Может быть, именно тогда Гуэй лишил сам себя права на бессмертие? Но зачем? Не потому ли, что он боялся обрести это бессмертие? Не потому ли, что желал своего наказания?

Всего одна фраза наивного и прямолинейного писаря потянула за собой цепочку быстро сменяющихся мыслей, и хотя проносились они быстрее, чем прыгал очередной цзянши, каждая из них была невероятно тяжелой, подобной катившемуся с крутой скалы валуну, сносящему Гуэя.

Конечно, сколько бы он ни отпирался, сколько бы ни пытался заверить всех, а главное – себя в том, что нужно бежать, он не мог бросить людей без помощи. Быть может, если бы он только слышал об этой деревне, то несомненно прошел бы другой дорогой. Но не теперь, не тогда, когда он видел этих людей, пустил их страдание в свое сердце, увидел, как на них неумолимо надвигается смертельная опасность, от которой им невозможно будет скрыться. И отчего они несомненно умрут. Мучительной и долгой смертью. От рук тех, кого когда-то любили.