Книга Единственная наследница, страница 97 – Звева Казати Модиньяни

Бледное зимнее солнце уже согревало утренний воздух. Бабушка распахнула окно в спальне, и Анна нежилась в тепле под одеялами, позволив свежему воздуху щекотать лицо. Джулио недавно ушел в школу, унося с собой грелку в ранце, чтобы не закоченеть в своем классе, где не было отопления.

Анна увидела Музетто, большого кота с серыми глазами и усатой мордой, который появился на подоконнике окна, выходящего во двор. Из кухни доносился вкусный запах молока и обжаренной поленты, которую бабушка Вера готовила для нее.

– Музетто, иди сюда, – позвала девочка кота, хлопнув рукой по одеялу.

Котище прыгнул и тут же очутился рядом с ней. Теплый и пушистый, он начал ходить по кровати туда-сюда, оставляя на простыне и на фланелевой ночной рубашке Анны какие-то красноватые следы.

– Бабушка, бабушка! – закричала Анна. – Иди посмотри. – И когда Вера появилась в комнате, показала ей на эти пятна на рубашке и простыне. – Смотри, бабушка. Что это такое?

Вера посмотрела на следы, оставленные котом, потом пристально взглянула на Музетто и громко охнула. Испуганное животное молнией метнулось в окно, а женщина тут же принялась снимать с девочки рубашку.

– Анна, – умоляла она, – ни в коем случае не бери руки в рот.

Она отвела ее на кухню, сняла с плиты кастрюлю с горячей водой и тщательно вымыла внучку, покачивая головой и бормоча:

– О господи! И надо ж такому случиться. И что я одна сделаю, бедная женщина? О господи, помоги нам. Хоть бы мама твоя была дома.

Анна не понимала причин такого волнения, но чувствовала, что случилось что-то опасное, что-то такое, что грозит ей бедой.

– Бабушка, почему ты так напугана? – спросила она. Тем временем Вера вымыла ее, вытерла чистым полотенцем и полностью переодела.

– Там были пятна крови у тебя на рубашке, – объяснила она, хоть девочка и не могла понять.

– Ой, бедняжка Музетто ранен? – забеспокоилась Анна.

– Нет, это синьор Леоне, наш сосед. – Вера тщательно осматривала ее, пыталась припомнить, как все происходило в последние минуты. Да, простыня была запачкана, ночная рубашка тоже, но девочка к пятнам не притрагивалась, она не совала руки в рот.

– Синьор Леоне заболел? – допрашивала Анна.

– Сегодня ночью у него началось кровохарканье. Он потерял много крови. Час назад приехали из больницы забрать его. Его унесли на носилках. Кот входил в его дом, потом с грязными лапами прыгнул к тебе на постель. О господи! – вздохнула она. – На, выпей-ка побыстрей свое молоко, – и поставила перед ней стакан и миску с горячей полентой. – Придется прокипятить рубашку, простыни, все.

– Меня тоже надо прокипятить? – невольно сострила Анна.

– Не своди меня с ума, – воскликнула бабушка, хватаясь руками за голову. – Ешь, и пойдем к пекарю. Нужно позвонить от него твоей матери.

Прижимая к себе внучку, словно желая защитить ее от невидимой опасности, Вера взяла ее на руки и пошла звонить на квартиру Вергани, где Мария убирала в последний раз.

– Привези ее сюда, – не теряя самообладания, сказала она. – Об остальном позабочусь я сама.

Подручный пекаря предложил отвезти Веру с девочкой на мотоцикле с коляской, которым пользовался, перевозя мешки с мукой.

– Господь воздаст тебе за это, – поблагодарила она доброго парня, который рад был оказаться полезным.

Мария ждала их на корсо Индепенденца у подъезда дома, и, пока Вера объясняла ей все подробности случившегося, подъехал сверкающий лаком автомобиль.

Хорошо, мама, – сказала Мария. – Благодарю тебя. – Она подтолкнула Анну к машине, и девочка села туда, как Золушка в волшебную карету, не спрашивая почему.

– Чей это автомобиль? – спросила Вера.

– Чезаре Больдрани. С этого дня наша жизнь изменится, мама. Больше никаких жертв и нищеты. Дети страдали довольно, и мы с тобой тоже. Сегодня Анна познакомится с отцом. Он прислал за ней.

– Сначала подумай о своей дочери, – сурово ответила та. – Позаботься о ней. Если она заболела, вылечи ее. А потом уже решай, что тебе подскажет твоя дурная голова.

Из этого волнующего разговора девочка поняла только одну фразу: «Сегодня Анна познакомится со своим отцом». Так в ее сознании соединились болезнь синьора Леоне, кровавые следы от Музетто и знакомство с богатым отцом, чей автомобиль возник перед ней как по волшебству в свете бледного зимнего солнца.

Они медленно поднялись по широкой мраморной лестнице палаццо на Форо Бонапарте. Анна была подавлена его молчаливым величием, и ее неугомонный язык впервые в жизни помалкивал. Слишком многое произошло с ней за это утро: сначала кот, потом бабушкин страх, потом поездка на мотоцикле, потом этот автомобиль, который был гораздо красивее и интереснее, чем карусель с белыми лошадками, на которой она однажды каталась.

– Сегодня утром ты познакомишься со своим отцом, – сказала ей Мария по дороге с мягким спокойствием. Она хотела посоветовать дочери хорошо себя вести, но потом раздумала. – Мы приедем в огромный дом со множеством ковров и картин, с большой ванной, в которой полно горячей воды.

– А я смогу там играть? – спросила она. – Смогу привести туда Джулио?

– Ты сможешь играть и привести Джулио. А если захочешь, то и бабушку.

Анна была довольна, потому что ехала в большой красивый дом своего богатого папы, богатого, как сор Пампурио, где она сможет играть с Джулио и с бабушкой. Но больше всего она была горда, что у нее такая мама, которая никогда не обманывает, что все так и случилось, как она обещала.

Марии не пришлось звонить у двери. Амброджино был уже на пороге с распростертыми объятиями.

– Синьора Мария, – воскликнул он со странной гримасой и с глазами, полными слез. – Чеккина! – позвал он. – Иди-ка посмотри! Вернулась синьора Мария. И вернулась со своей девочкой!

– И такая же красавица, синьора Мария, – вмешалась Чеккина тоже со слезами в своих косых глазах, но с любопытством разглядывая девочку. – Как я рада! Как я рада!

– Вы все такие же добрые, – сказала в ответ Мария, – и ничуть не изменились. А я вот немного сдала. – Она и в самом деле отличалась от той изящной цветущей девушки, которая покинула этот дом пять лет назад. Она похудела, осунулась, но ее необычно бледное лицо, оттененное черными волосами, выбивающимися из-под грубой шерстяной шали, стало еще благороднее. Пальто было заштопано в нескольких местах, а на красивые ноги натянуты грубые темные чулки.

– А это ваша девочка? – спросил Амброджино, беря на руки Анну.

– Сколько лет, синьора Мария, – добавил он, с восхищением глядя на девочку. – И какую хорошенькую синьорину вы нам привезли.

– И в самом деле, хорошенькая синьорина, – как эхо, откликнулась Чеккина, протянув руку, чтобы погладить ее.