Книга Игры, в которые играют боги, страница 4 – Эбигейл Оуэн

Когда смотришь на него, можно подумать, что он круглые сутки ведет себя как та еще сволочь. Большинство мастеров-воров вроде Шанса именно такие. Это защитный механизм. Тактика выживания. Но не в случае Буна. Больше всего мне нравится, как он ведет себя с учениками: как терпеливый советчик.

Спустя секунду он отправляет ученицу дальше. А когда поднимается во весь рост, то осматривает все вокруг, и мой желудок сжимается в предчувствии. Нет, конечно, он не ищет меня. Без сомнений, он пытается найти либо свою ученицу – первую девушку, которая уже сбросила улов, – либо одного из других мастеров-воров.

Несмотря на то что взгляд Буна направлен прямо в мою сторону, он проскальзывает то место, где я стою. Дважды.

Потом Бун уходит.

Я делаю долгий глубокий выдох, смотрю, как он прокладывает путь обратно через толпу, пока не перестаю его видеть, и в миллиардный раз жалею, что воды моей матери отошли в храме Зевса в день, когда я была рождена.

В день, когда я была проклята.

2

А дальше только хуже

– Охренеть… – Шанс издает кашляющий смешок прямо у меня над ухом.

Я подпрыгиваю: понятия не имела, что он снова подойдет ближе, тем более – Аид его забери – встанет рядом.

– Теперь понятно, – хитро говорит он как будто в сторону. – Лайра Керес, ты влюблена в Буна?

Его слова падают между мной и остальными заложниками, как бомбочки.

Каждая взрывается у меня в груди. Прямые попадания.

Можно подумать, что сейчас у меня уже должен быть иммунитет. Но разве можно забить на желание быть любимой – и проклятье, которое не позволяет любить тебя в ответ? Если боль, отдающаяся рикошетом в моей груди, хоть что-то значит, то ответ на этот вопрос – громовое «нет».

Волны придушенных ахов и бормотаний расходятся среди заложников настолько громко, что их слышно за постоянным шумом людского моря, и минимум двое бросают в нашу сторону любопытные взгляды.

«Не давай ему насладиться твоей реакцией».

Мучительно осознавая, что на нас смотрят, я пялюсь на планшет в своих руках, и унижение ползет по мне, как толпы муравьев.

Да будь он проклят.

Было бы неплохо сейчас сбежать, но я не могу. Слабостью всегда пользуются.

Я запахиваюсь в гордость, как в знакомый и уже потрепанный плащ, подбочениваюсь и улыбаюсь самой сладкой улыбкой:

– У тебя есть вся жизнь на то, чтобы быть ублюдком, Шанс. Не хочешь взять выходной?

Пара смешков звучит со стороны заложников, а то и незнакомцев, окружающих нас, и на его шее начинает пульсировать вена. Шанс весь состоит из острых углов – от носа до излома бровей, от скул до колен и локтей. Обычно его голос под стать телу. Даже если он в хорошем настроении, его речь резка и отрывиста.

Но вот когда он становится плавным и милым, а зрачки поглощают бледно-голубую радужку глаз на еще более бледном лице, вот тогда стоит поостеречься. Как сейчас.

– Думаешь, он заметил? – Его слова звучат так, что у меня волосы встают дыбом. – Неудивительно, что ты всегда умудряешься давать ему лучшие задания.

– Ты должен быть подальше в толпе, – говорю я сквозь зубы. Отступаю в сторону, чуть повыше по склону горы, и отставляю ногу влево, будто пытаясь получше разглядеть виды.

Разумеется, Шанс не обращает внимания на мою попытку увеличить дистанцию между нами и снова подходит ближе.

– Не волнуйся, – говорит он. – Встречу его снова – обязательно все расскажу. Кто знает? Может, он трахнет тебя из жалости.