Книга Военный инженер Ермака. Книга 1, страница 59 – Михаил Воронцов

Настало время заряжать и испытывать.

— Нарекаю тебя Гром-бабой, — зычно сообщил Лапоть пушке.

Понравилось ей имя или нет, осталось неизвестным. Пока молчала. Если выстрелит и не взорвется — будем считать, что пришлось по душе.

Мы положили ее на лежащее около нашей баррикады дерево и вставили внутрь сшитую специально для этого случая кожаную гильзу — она немного предохранит дерево от действия огня.

Один из пушкарей Семена засыпал порох — где-то половину того, что идет для выстрела из настоящей пушки. Затем пыж из мха. Дальше — железная картечь вперемешку с мелкими камнями. Поверх этого еще пыж. Он был не совсем нужен, наклонять пушку мы не собирались, но пусть будет. Испытывать — так по настоящему.

Обматывать железом или ремнями не стали. Проба будет в более сложных условиях, чем в бою. Все, как полагается!

В затравочное отверстие ставлен фитиль — длинный, гораздо длиннее обычного. Тот, кто его подожжет, должен успеть отбежать подальше. На всякий случай не помешает.

Семен взялся стрелять сам.

И вот фитиль загорелся… Семен даже подул на него, чтоб пламя стало больше, и спокойным шагом пошел к нам — спешить ему не позволяла гордость.

Сейчас наступит момент истины. Секунда, еще одна…

Грохот был такой, будто сама земля вздохнула от боли. Эхо прокатилось по округе и взметнуло вверх пугливую стаю ворон. В воздухе повисли сизые клубы, в нос ударил острый запах гари и прожжённой древесины. Я помахал рукой перед лицом, отмахиваясь от дыма.

Артиллерист Семен стоял неподвижно, как скала, Лапоть мрачно смотрел на дымящееся жерло, а Макар стиснул зубы — показалось, что он нервничал больше всех. Казаки и рабочие оглядывались по сторонам. Грохот произвел впечатление на всех, хотя Мещеряк и Черкас стояли, подняв головы и слегка улыбаясь. Показывали личному составу, что командирам ничего не страшно. Ну, правильно. Иначе в армии нельзя.

Главным «стрессовым» фактором было ожидание, как поведет себя пушка — выдержит или разлетится к чертовой бабушке, калеча осколками всех собравшихся позади нее.

Однако на первый взгляд все было в порядке.

— Жива? — выдавил Лапоть, косясь на пушку, словно на больного родственника. — Вся?

— Частично жива точно, — слова Лаптя заставили меня улыбнуться.

Я пошел к пушке. Укрепленная на лежащем стволе дерева, на первый взгляд, она хорошо выдержала удар, несмотря на то, что мы обошлись без железных обручей, кожаных ремней и прочего. Да и дерево у нас было не высушенное, а это хуже всего.

Трещины виднелись. Одна была тонкая, как волос, но длинная и опасная. Из дула медленно тянулся дым. Пушка съехала на полметра назад, выдрав вмятины в земле.

Следом за мной к орудию подошли и остальные. Всем было очень интересно посмотреть на это «чудо-оружие».

— Выстояла, — сказал я наконец. — Но это уже предел. Второй раз стрелять нельзя.

— Получилось! — воскликнул Лапоть и посмотрел на своих подмастерий. — Не зря, черт побери, как проклятые крутили этот бурав! Сделали! Одноразовую, но сделали.

— Но нам больше одного выстрела вроде и не нужно, — произнес Матвей.

А потом сурово посмотрел на казаков:

— Если кто проговорится о том, что сейчас видел — лично повешу на воротах! Молчать, как рыба! Одно слово — и из-за него погибнут люди!

— Я думал, разорвет, — сказал Семен. — Уж я-то знаю, какая силища в нутрях пушки громыхает. Железо и бронза порой не выдерживает, а тут дерево. Однако обошлось!