Книга Военный инженер Ермака. Книга 2, страница 41 – Михаил Воронцов

Зато другие выражений не выбирали.

— Казаку не дело — топором плотничать, он воин, а не батрак! — возмущенно заявил Гаврила.

То же самое сказал и Иван «Гроза».

— Казак — не холоп!

Я ожидал чего-то такого, но не выдержал и вспылил.

— А я, значит, холоп и батрак, раз делаю оружие, которым только татар и победили⁈ Так, по-твоему?

Иван ничего не ответил. Его лицо стало красным от ярости, он вскочил и положил руку на рукоять ножа.

Я тоже встал, но, в отличии от него, за нож хвататься все-таки пока не стал.

— Сядьте и успокойтесь! — рявкнул Ермак, и мы сели обратно на лавки.

— Максим дело говорит, — произнес Мещеряк. — Если не будем работать, нам не выстоять.

— И что нам теперь, в охране не стоять? — удивился Лука. — Не понимаю.

— В охране — стоять. Но как поменялся с ночи, поспал, отдохнул, то иди в кузню, помоги, чем сможешь. У горна постой, там кузнечному делу учиться не надо, еще чем-нибудь подсоби. Правильно я говорю? — спросил меня Савва.

— Очень правильно! — одобрил я. — Помогать кузнецам и плотникам не в ущерб военному делу, а для него. Когда живицу собирали для огнеметов, все ходили, и никто ничего не говорил. Понимали, что надо. И сейчас то же самое.

— Мои не захотят, — заявил Иван. — Скажут, что они — казаки, и шли воевать, а не плотничать.

— А ты объясни им, что иначе они будут не воевать, а лежать у татарских ног с перерезанными глотками, — тихо сказал Ермак. — Если не сможешь, давай я объясню. А самым горластым объясню потом еще раз.

— Не, Ермак Тимофеевич, — вмиг осекся Иван, — я сам смогу. Повозмущаются, покричат, и успокоятся. Все будет хорошо. Я сам все сделаю.

— Молодец, — так же тихо сказал Ермак. — Правильно. Короче: деваться некуда. Придется работать много. Считай, столько же, сколько работали перед приходом Кучума. Все должны не жалеть себя. Не зазорно казаку потрудиться для казачьей славы и спасения живота своего. Поэтому решим так — кто в походе или еще где-то, тот, значит, там. Как приходит — отдыхает, спит, а потом не ходит по Сибиру и девкам подмигивает, а идет в кузницу или к плотникам. Как Кучума победим, так долго будем брагу пить да песни горланить. А пока — не время. Максим, давай с Тихоном Родионовичем придумай, как оно что будет. Чтоб точно. Чтоб никто не жаловался, что ему не дают отдохнуть, или что он из кузни не вылезает, а другой неделю ничего не делает. Ясно?

— Да! — радостно ответил я, довольный, что все завершилось благополучно и даже не пришлось бить морду кому-нибудь из сотников. — Сейчас все сделаем!

— Тогда все, — проговорил Ермак. — Идите, рассказывайте своим о том, что мы на круге решили.

* * *

Серый вечер спускался на Сольвыгодск. От реки тянуло холодом. Елисей Скрыпник стоял у стершегося мостка, глядя, как вода лениво плещет о сваи. Было тихо, только по ветру доносились плески рыбы.

Через несколько минут на тропинке за деревьями послышались шаги.

Оттуда один за другим вышли пятеро. Шли молча, без суеты. Первым показался широкий, как дверной проём, мужик с чуть вялой походкой и круглым лицом, которое будто всегда слегка опухло от сна. За ним — худой, жилистый парень с кривой ухмылкой; глаза бегали, а в уголках губ затаилась какая-то нервная усмешка. Следом — угрюмый, косоглазый человек с широкими плечами. Лицо каменное, как у памятника. Четвёртый — в чём-то вроде обрывка монашеской рясы, шагал чуть поодаль, бормотал себе что-то под нос. Последним шел смуглый, скользкий на вид, с цепким взглядом и кошачьей гибкостью.