Книга Военный инженер Ермака. Книга 2, страница 69 – Михаил Воронцов

Тем, кто заскучал от того, что у них все легко получалось, я показывал хитрости — как быстрее разогреть клинок, как закалить, хотя этого по плану еще не было. Любопытство делало своё: многим хотелось попробовать это самим.

А когда кто-то ковал первую удачную деталь, я поднимал её на ладони и говорил, чтобы все посмотрели. Это был их маленький триумф, и он мотивировал сильнее любого приказа.

Постепенно жар кузни переставал быть врагом, а звон молота — мукой. Те, кто пришёл сюда из-под палки, начинали оставаться дольше, чем требовалось, и просили научить их «еще чему-нибудь».

Когда в кузню заходили новички, я уже знал, чего ожидать. Первые дни у них уходили на то, чтобы просто привыкнуть к обстановке: жар от горна бил в лицо, воздух был тяжёлым, пах железом, углём и гарью. Я ставил их на простые дела — держать заготовку, подавать инструмент, качать меха. Работали неловко, но глаза бегали и впитывали, что к чему.

Через несколько дней самых упорных железо уже начинало слушаться. Я давал им несложное.

Неделя-другая — и кое-кто сможет сам выковать наконечник для болта, какую-нибудь простую деталь. Не без огрехов, но и без того, чтобы я или Макар следили за каждым ударом. Видно было, что им становилось интересно и в глазах появлялся тот самый азартный блеск, без которого в ремесле никак.

А к концу месяца самые толковые должны взяться за серьёзные детали — спусковую скобу, крючок, другие части. Сложные узлы я по-прежнему буду делать сам.

…Я обычно выходил из Кашлыка почти в сумерках, когда работа в кузнице заканчивалась. Шёл по знакомой тропе к небольшой полянке — там в это время года ещё можно было найти полевые цветы. Собирал всё, что попадалось: иван-чай с лиловыми кистями, белые ромашки-поповники, синие колокольчики, даже несколько запоздалых васильков нашёл у края поляны. Иногда попадался шиповник — розовые лепестки ещё держались на кустах, хотя осень уже наступала. Даша любила, когда я приносил ей такие простые букеты. Говорила, что от них пахнет летом и лесом, что они напоминают ей дом за Уралом.

В тот вечер я решил сорвать кипрей. Высокие стебли качались на ветру, лиловые цветы светились в косых лучах закатного солнца. Я нагнулся, выбирая самые красивые, осторожно срывал, чтобы не помять лепестки.

И тут почувствовал — на меня смотрят.

Ощущение было неприятным — будто чужой взгляд давит между лопаток. Сердце екнуло, холодок пробежал по спине. Я медленно выпрямился, делая вид, что продолжаю рассматривать цветы. Правая рука скользнула к поясу, где под полой кафтана был спрятан пистолет — тот самый, с колесцовым замком, доставшийся мне в качестве трофея при битве у рудника.

Не оборачиваясь, я сделал пару шагов в сторону, словно в поиске цветов, и оказался за толстой берёзой. Прислонился к стволу, прислушался. Тишина. Только ветер шелестит листвой да далеко каркает ворона.

Выждал ещё немного, затем осторожно выглянул из-за дерева, вытащив пистолет.

На тропе, шагах в тридцати, стоял человек. В сумерках фигура угадывалась смутно, но лицо оказалось знакомым — среднего роста, неприметное. Он не прятался.

— Свои! — негромко крикнул он, поднимая руки, показывая, что без оружия. — Это я, Степан Кривцов.

Я вышел из-за берёзы, опустив пистолет.

— Что здесь делаешь? Следишь за мной?