Книга Военный инженер Ермака. Книга 2, страница 92 – Михаил Воронцов

— Что обещано прежде — исполнили, — сухо завершил Никита. — Дальше не нашей волей вершится.

— Не властны ныне казной и людьми, — подытожил Яков. — Без государева слова — помочь не сможем.

Черкас сжал кулаки.

— Если нас Кучум сомнёт, — сказал он жёстко, — он и к вам придёт. Пожар пойдёт по вашим землям.

Строгановы молчали. Приказчики опустили глаза.

— Если придет, тогда другое дело, — пожал плечами Яков.

Черкас шагнул ближе:

— Дайте хотя бы малую порцию. Пять-десять пудов пороху. Хоть немного, чтобы держаться.

Братья переглянулись.

— Сочувствуем делу, — сказал Яков наконец. — Но возможности ныне нет. Ни людьми, ни порохом помочь не можем. О вас в Москву известим, грамоту приложим. От себя — молитвой и добрым словом.

Черкас стиснул зубы.

— Хоть Сколько-нибудь пороха из запасов? Люди погибнут без него!

— И того не возьмёмся, — ответил Яков. — Пользы от этого не будет. Не спасёт. Пусть Ермак сам решает, что делать.

Черкас понял, что больше говорить нечего. Поклонился и вышел. У дверей задержался, оглянувшись.

— Значит, пойдём к царю. Тут помощи не будет, — сказал он тихо.

И вышел за дверь.

* * *

В кузне было тихо. Остальные уже разошлись, и только я остался допоздна. Хотел доделать ворот для арбалета. Удобно, когда никто не мешает: ни разговоров, ни вопросов, только звон молота да шипение углей.

И тут дверь скрипнула. Я поднял голову — в проёме стоял высокий старик. Седые волосы до плеч, лицо в морщинах, кожа смуглая, словно от долгих лет на ветру. Опирался на длинный посох, украшенный резьбой.

Я узнал его — шаман остяков, живший в Кашлыке. Юрпас Нымвул. Ему, говорили лет семьдесят, может, больше. Я не показал удивления, кивнул и снова занялся заготовкой. В принципе, в кузню мог зайти кто угодно, хотя детвору и зевак мы гоняли. Но шаман остяков — уважаемый человек, наша связь с местными.

Он ответил таким же кивком и молча стоял у двери. Долго смотрел, как я работаю, будто ждал. Я продолжал ковать, пока не закончил, — только тогда он заговорил.

— Плохие времена настали, — сказал шаман. — Тьма поднимается из земли. Ее не видно днём, но по ночам она ходит рядом. Вначале тревожит зверей: слышишь, как воют собаки без причины? Как лоси рвутся с мест стоянки, ломая себе ноги? Потом она касается и людей. Сон тяжелеет, дыхание становится чужим, а во снах приходят лица мёртвых.

Он поднял руку с костяными подвесками и слегка качнул посохом.

— Тьма древнее нас. Она ждет, когда люди сами откроют дорогу. Когда проливается много крови, земля делается мягкой, и то, что спало глубоко, начинает просыпаться. Ты видел, как весной лёд на реке трескается? Так же и здесь — трещина в земле расширяется, и сквозь неё выходит то, что никому не друг.

Я не перебивал. Он говорил, словно для себя, глядя в огонь горна.

— Тьма ищет дорогу. И люди ей помогают — сами не зная. Скоро всем станет тяжко. И воинам, и мирным.

Потом он повернулся ко мне.

— Со тобой хотят говорить. Сегодня. Сейчас. За пристанью тебя ждут. Пройди правее к лесу и жди.

— Кто меня ждет? — удивился я.

— Иди, и узнаешь.

Внутри неприятно кольнуло. Засада? Кто может ждать меня у пристани? Но шаман вроде никогда казаков не подводил.

— Хорошо, — сказал я. — Пойду.

Юрпас слегка кивнул, услышав то, что и ожидал.

— И никому об этой встрече, — добавил он. — Ни Ермаку, ни остякам. Особенно остякам.