Книга Забери меня с собой, страница 10 – Юлия Шевченко

В хорошую погоду Шаграт готовил на небольшом костерке снаружи, а то и вовсе не готовил, а приносил еду от благодарных за помощь соседей, но сейчас выходить ему явно не хотелось.

Каша у молодого шамана сегодня немного подгорела, но Элисти и не думала капризничать, давно уже ела, что дадут. Когда тебя лечат, кормят и одевают за простое «спасибо», показывать характер будет совсем уж свинством.

Потом орк снова курлыкал свою песню. Он обещал, что исцелит больную ногу полностью, Элисти боялась верить, но не могла задавить поднявшую голову надежду. На ногу наступать всё ещё больно, зато она сгибается и разгибается полностью, совсем как до первого перелома. Может, и в самом деле шаман сотворит чудо.

Дождь заканчиваться не собирался, и они сидели рядышком у открытого входа, смотрели на пелену водных капель и говорили. Вернее, говорила в основном Элисти, а Шаграт внимательно слушал. Она рассказывала про котят в отцовском поместье; про старших сестёр, давно выданных замуж; про мамины платья; про строгого отца; про взрослого и холодного брата-наследника; про балы и приёмы, которые она ненавидела; про блестящий тёмным лаком клавесин в гостиной, на котором она играла для гостей. Рассказывая про клавесин, она улыбалась и вдруг с удивлением поняла, что инструмент — единственное, за чем она скучает из прошлой жизни.

Наряды, слуги, изысканные блюда на фарфоровых тарелках, горячая ванна, мягкая постель — всё это было неважно и ненужно, а вот коснуться пальцами знакомых клавиш, заставить их запеть — захотелось просто до зуда в этих самых пальцах.

Всё-таки Шаграт был волшебником!

Громоздкого клавесина в его шатре, конечно же, не оказалось, но он выудил откуда-то из своих вещей маленькую глиняную флейту. Элисти играла на чём-то похожем в детстве, пока граф Эванс не решил, что такой инструмент не подходит юной аристократке. Эта флейта мало походила на ту. Довольно грубо вылепленная птичка с дырочками по бокам в огромной лапе орка казалась хрупкой игрушкой — сожми чуть посильнее, и она рассыплется в пыль. Но Шаграт не сжимал её. Он поднёс флейту к губам, пальцы пробежались по отверстиям, и глиняная птичка выдала задорную длинную трель.

Элисти в восторге хлопнула в ладоши. Шаграт снова засвистел, ещё раз и ещё.

Элисти не заметила в какой момент отдельные протяжные трели соединились в мелодию — то быструю и задорную, то нежную и лёгкую, как дуновение летнего ветерка. Она смотрела на орка и не видела его, она вся была в этой мелодии, она и сама была мелодией. Она босая бежала по весенней траве, наперегонки с ветром. Кружилась и смеялась. Облаком летела в небе. Она была свободна. Облаку, небу, ветру, степной траве — никто не указ.

Песня глиняной птички стихла, и Элисти растерянно моргнула, возвращаясь в реальность. Она сидела на мягкой шкуре, постеленной у входа, обнимала колени, по щекам её катились крупные слёзы. А Шаграт смотрел на неё и улыбался.

— Что ты, заяц? — он потянулся и обнял её.

Сжал в могучих лапах, прижал к груди. Вопиющее нарушение приличий, особенно учитывая отсутствие рубахи, но Элисти и не подумала отстраняться. Всхлипнула, греясь в его тепле и вдыхая смесь запахов трав, дыма и звериных шкур, почти перебивших собственный запах кожи молодого орка.

Шаграт обнимал её и легонько поглаживал по спине, пока Элисти не перестала вздрагивать от плача.