Книга Трехглавый змей: Проклятие семьи Мор, страница 102 – Таня Рен

— Я так усну, — пробормотал он.

— Ничего страшного, — шепнула Мара, открывая книгу на нужной странице. — Спи.

И продолжила читать вполголоса, медленно, не для него. Для себя. Чтобы не дать тишине раздавить её. Чтобы притвориться, будто всё в порядке. Будто десятилетия у них и правда есть.

Мара и Весперис шли вниз по течению реки, подальше от академии, подальше от глаз. Тепло согревающих чар защищало от мороза, но не растапливало лёд под ногами.

Мара действительно терпеть не могла зиму. Особенно такую как в этом году — солнце в последний раз она видела в декабре. Но сейчас академия казалась хуже. Там нужно было всё время быть осторожной: не смотреть слишком долго, не коснуться случайно, не сплести пальцы по привычке.

Так что, несмотря на снег и серость, лес казался освобождением.

Когда они отошли достаточно далеко от крепости, Мара, наконец, позволила себе расслабиться. Она взялась за руку Веспериса, и он крепко сжал её пальцы. Правда, он постоянно нагибался и подбирал с земли камушки, а затем кидал их в реку.

— Что с тобой теперь будет? — спросил он вдруг, не глядя на неё.

— В смысле? — Мара нахмурилась.

Он бросил в воду плоский булыжник, и тот подпрыгнул несколько раз, прежде чем утонуть.

— Ты теперь Дьюар. Ты ведь не вернёшься в Уайтчеппел?

Мара опустила глаза и тяжело вздохнула.

Они остановились, нашли плоские валуны недалеко от берега и сели. Привычным жестом Мара подогрела холодный камень.

— Нет, — сказала она наконец. — Не вернусь.

Весперис не торопил.

— Я снова буду жить с родителями, — продолжила она, чувствуя, как напряжение сковывает спину. — В Абердрайге.

— Абердрайг… — повторил Весперис.

Мара кивнула, но мрачно.

— Да. У нас там дом. Я плохо его помню. Только стеклянные двери в зимнем саду.

— Ты много помнишь из тех времён? До бабушки?

Мара нахмурилась, отвела взгляд.

— Не много. Только… как отец кричал на меня, если я неправильно брала вилку. Или ставила локти на стол. Или не садилась, когда нужно. Или говорила, когда мне велели молчать.

Она пнула снег носком ботинка.

— Иногда запирали в комнате.

— У меня почти так же, — негромко произнёс Весперис. — Только это так никогда и не закончилось. Мне до сих пор твердят, что я — Мор, и должен вести себя соответствующе.

Он вдруг замялся, и Мара подняла на него вопросительный взгляд.

— Но вот что мне непонятно. Как ты осталась настолько упрямой с таким воспитанием? Может, твоя бабушка была мягче?

Мара тихо фыркнула и покачала головой.

— Не особо. Она требовала того же самого, но под другим предлогом: «Ты должна быть благовоспитанной, чтобы найти хорошего мужа».

Она на мгновение замолчала, а потом добавила:

— Хотя, ты отчасти прав. Бабушкины крики — ничто, по сравнению с отцовскими. Я до сих пор помню, как дрожали бокалы в серванте.

— Прекрасное детство… — мрачно подытожил Весперис.

— Да уж. О своей семье я узнала больше из библиотеки, чем из жизни. Из газет… из архивов… из слухов. Дьюары занимаются стеклом. Не все, конечно, но большая часть. Окна, колбы, приборы… недавно начали эксперименты с огнеупорными смесями.

— Это выгодное дело, — кивнул он.

— Что любопытно, — Мара горько усмехнулась, — как только мне вернули фамилию, папеньке внезапно предложили место директора на мануфактуре.

— Великолепно. Возвращение блудной крови. Ты ведь единственный ребёнок, да?