Книга Трехглавый змей: Проклятие семьи Мор, страница 38 – Таня Рен

Он помолчал немного.

— Я думаю, ты можешь всё прямо сейчас. Безо всякого Аэлларда, безо всякой Ллиурэн. Просто… пойми эфир. Позволь ему быть тобой. Или тебе — быть им.

Мара обречённо вздохнула. Она не могла не почувствовать, как его слова придают ей сил и уверенности. Как раньше. Как всегда было.

Она подошла к несчастному растению и, преодолевая брезгливость, положила ладони на покрытую странным мхом кору. Закрыла глаза. Сосредоточилась.

Через несколько мгновений она почувствовала её — тоненькую, едва ощутимую жизнь. Где-то внутри, под слоями боли, под грязной коростой. Откликаясь на её прикосновения, что-то в дереве вздрогнуло. Мара сосредоточилась. Она хотела, чтобы короста ушла, чтобы дерево очнулось.

На секунду ей показалось, что у неё получилось.

А потом — всё исчезло.

Не вспыхнуло. Не сгорело. Просто… сгинуло. Сначала внутри. В груди. Пошло по рукам, по воздуху вокруг.

Мара открыла глаза и увидела, как дерево умирает. Кора почернела. Листья скрутились, зашипели и осыпались, превратившись в пыль. Ствол треснул и начал крошиться.

Мара отшатнулась и попятилась.

— Вот, что будет с Весперисом… — шептала она. — Вот, что будет с Весперисом…

Золотая листва и трава под её ногами тоже чернела, сморщивалась и превращалась в пыль.

Она подняла взгляд на Дамиана, и увидела неподдельный ужас в его глазах. Но только на мгновение.

Несмотря на собственный страх, несмотря на черноту, расползающуюся от Мары всё дальше, он сделал шаг вперёд. Он должен был бояться. Любой бы испугался. Но он сделал ещё шаг, будто тьма вокруг не могла коснуться его. И она действительно не коснулась.

Последний шаг — и Дамиан крепко обнял её.

— Ничего страшного, — тихо сказал он, прижимая её голову к своему плечу. — Всё хорошо. Ты сильная. У тебя получится. Всё получится. Прости… Прости, что я… прости.

Она обняла его в ответ, и тьма отступила, оставив только выжженную поляну вокруг них.

Мара долго молчала, но он чувствовал, как быстро она дышит, как плечи всё ещё вздрагивают. И когда она наконец заговорила, голос её был еле слышным.

— Пожалуйста… — всхлипнула она. — Больше не проси меня делать это. Пока мы не найдём хоть что-то от Ллиурэн. Пока я не пойму, как…

Она сглотнула.

— Потому что теперь… когда я думаю об эфире… всё, что я вижу — это тех жутких тварей из Хранилища Паука. И ещё… — она сжалась в его руках, — тот стол. Ту штуку, к которой меня приковал Ардонис, когда пытался вытянуть из меня магию. Как будто… как будто я — сосуд, и он решил, что может выпить меня. Как это сделал Аэллард с теми несчастными людьми.

В груди Дамиана кольнула вина. Неужели он такой же, как Ардонис, который видел в ней только инструмент, только источник эфира?

— Я действительно хочу взглянуть на него по-другому, — продолжила Мара, — но сейчас… я вижу только страх и смерть.

Дамиан обнял её крепче. Он чувствовал её острые лопатки под своей рукой, её волосы, мягкие и распушившиеся на влажном воздухе, пахнущие осенней сыростью и чёрной смородиной. Он не такой, как Ардонис. А она — человек, а не функция.

В последнее время он думал о том, что это судьба. Что Мара была послана кем-то свыше в ответ на его молитвы о спасении Веспериса. Но теперь Дамиан понял, что она — не провиденье и не пророчество. Она носила в себе не свет, а бремя. Силу, которая грозила её раздавить. Он видел это сейчас отчётливо — в том, как она дрожала в его руках, в том, как сжимала зубы, чтобы не разрыдаться. Видел это в её нежелании касаться магии, которую она должна была «понять», будто бы эфир — это урок, который можно вызубрить.