Книга Трехглавый змей, страница 194 – Таня Рен

Казалось, Кай Ардонис умудрился угодить всем и каждому. Каждый его шаг был тщательно рассчитан, каждый жест — идеально выверен. Ему удавалось говорить правильные вещи в нужный момент, не произнося ни единого лишнего слова. Даже сейчас, когда его прибытие в академию было окружено столь противоречивыми событиями, он сумел превратить всю ситуацию в спектакль, в котором он играл благородного героя, защищающего невинных.

Драконы в общей комнате поздним вечером тихо обсуждали события дня. Они были почти взволнованы тем, что кто-то наконец публично выступил в их защиту. Одни говорили о том, что с приходом Ардониса магия огня обретёт больше уважения, другие делились надеждами, что их наконец перестанут считать «опасными психопатами». Даже наиболее циничные драконы признали: «Как бы к нему ни относиться, он умеет говорить так, что хочется верить».

Тритоны, несмотря на очевидное облегчение от того, что на них открыто не указали пальцем, всё же держались настороженно. Слухи о причастности Дилана к покушению быстро расползлись по академии. Даже среди своих он получал косые взгляды и шёпот за спиной. Он устал повторять, что понятия не имеет, кто подослал это пирожное, но кажется, это не имело значения.

Однако облегчение испытывали не только они. Ведь подозрение упало на весь дуэльный клуб, недавняя ссора в котором быстро стала достоянием общественности. А Сесил, который прежде больше всех обожал шумные вечеринки и активное общение, вдруг начал подозрительно часто избегать общих мест.

Казалось, что связи между выступлением Кая Ардониса и хаосом, начавшим медленно расползаться по академии, никто, кроме Мары и её друзей, не замечал. После пламенной речи у трибуны академия превратилась в пороховую бочку, и Ардонис зажёг фитиль.

В коридорах всё чаще происходили стычки. Драконы, почувствовав, что за них кто-то действительно вступился, что их голос наконец стал слышен, не собирались молчать. Раньше они могли проигнорировать обидное замечание или случайный толчок, но теперь любое действие, кажущееся даже отдалённо враждебным, воспринималось как вызов.

От взрыва эту пороховую бочку спасли лишь рождественские каникулы, начавшиеся через два дня после выступления.

Здание академии Эльфеннау впервые за многие месяцы стало по-настоящему тихим. Почти все студенты разъехались по домам, отмечать Рождество в кругу семьи. Бесконечные коридоры, обычно заполненные шумными толпами учеников, теперь были безмолвны. Вековой камень, словно отдыхая, неспешно отзывался эхом на каждый звук. Каждый шаг был заметен, каждый скрип двери или шорох в углу зала заставлял вскинуть голову, как будто само здание, оставшееся с таким небольшим количеством гостей, начало жить своей собственной, чуть угрожающей жизнью.

Библиотека тоже пустовала. В Эльфеннау было негласным правилом: чем ближе к праздникам, тем реже кто-то заходил в читальный зал. Теперь, без множества голосов и шелеста страниц, библиотека будто застыла, наполнившись густой, тягучей тишиной.

Мара устроилась за дальним столом, почти полностью погрузившись в гору разложенных вокруг неё книг по боевой магии. На чистом листе тетради появлялись тщательно записанные строки — резкий контраст с тем, как обычно выглядели её записи по остальным предметам. Она выписывала всё, что могло быть хоть отдалённо полезным в возможной схватке с Ардонисом или Торном: заклинания, блокирующие атаки, приёмы внезапной обороны, ловушки и тактики.