Книга Хозяйка драконьего замка, страница 5 – Екатерина Белова

Но уж, конечно, никто не пустит драдера в общество высокорожденных. Лети терпят ради Дареша. Ради Дареша ей подносят напитки и тарелку дорогих сластей, позволяют любоваться на танцы, но ни один из них не перемолвится с ней ни словом. Даже если мне не удастся обмануть судьбу, то и после смерти я останусь единственной женой Дареша, которую одобрили боги.

Дареш хотел обозначит серьезное положение Лелианы первым танцем с ней. Тогда бы никто не смел над не насмехаться, поостерегся бы ссорится с пятым генералом. Но я не без удовольствия поломала им игру.

Дареш протащил меня через весь зал и с наслаждением сомкнул лапищи на моей спине. Потом правда опомнился, крепко взял мою руку и вполне пристойно повел в свадебном танце Узра, который дался мне с легкостью дыхания. Эйвери заучила его назубок в надежде, что Дареш полюбит ее, ну а я в свое время использовала танцы, как один из способов снять стресс.

— Ты перешла все границы, маленькая дрянь, — ласково шепнул муж на одном из па. — Смотри, как бы не пришлось тебе пожалеть.

Я с наслаждением выгнулась у него в руках:

— Два раза не умирают, дорогой.

В ледяном золоте глаз плеснуло опасным безумием, и я невольно насторожилась. Из тех скудных остатков памяти, доставшихся мне от Эйвери, я наскоро складывала печальную клиническую картину ее отношений с жестоким женихом. А теперь и мужем.

Жестокость, унижения, лишения. Три кита, на которых базировалась самоуверенность Дареша. Особенные мучения Эйвери доставляло видеть, насколько нежен тот с Лелианой, которую задаривает жемчугом и мехами, которой выискивает редкие артефакты, для которой загоняет зверя на императорской охоте.

Лично я, в отличие от Эйвери, придерживалась прямо противоположной точки зрения. Сорок лет на свете живу. Жестокий всегда жесток, вот чему научил меня опыт. Лишившись девочки для битья в виде Эйвери, он очень быстро станет жесток и с Лети.

Мой взгляд невольно скользнул по танцующим парам, пока не отыскал бумажно-тонкую фигурку моей соперницы, одиноко подпирающей стену. О… Если бы взгляды имели силу и вес, меня бы уже пронзили тысяч клинков. Глупая Лети действительно меня ненавидела.

— Ты стала очень смелая… — задумчиво сказал муж, сдавив мне ручищей талию. — Это нехорошо.

Он резко остановился прямо посреди танца, окинув взглядом залу и резко произнес:

— Мы желаем принять дары. Но перед этим моя жена готова сказать свое слово.

Уже без всяких экивоков он буквально проволок меня обратно к панке, откуда, к счастью, убрали блюдо с личинками, силой усадив меня рядом. В груди у меня шевельнулось тяжелое беспокойство.

Интуиция, не раз спасавшая мне жизнь, буквально выла об опасности, но… Я совершенно не понимала, какие слова я должна сказать?

Покопалась в памяти Эйвери, и та путано предоставила мне на выбор картинки полутемного храма, белой вспышки, которую Дареш вынул из ее груди и взял себе с улыбкой победителя. Сырых стен монастыря, в которых прошли детство и юность Эйвери. Комнатушки с грубо сколоченной, даже не прошлифованной толком мебелью, полной пыли и затхлой сырости, которую ей предоставил Дареш. Скудные и редкие приемы пищи, не блиставшей ни разнообразием, ни пользой. Подозреваю, Эйвери кормили с одного стола со слугами.

К нам снова подтянулся плотный круг гостей. От тесноты, запахов вина, благовоний, цветочных духов с новой силой нахлынула дурнота, и я жадно вцепилась в новый кубок, заботливо придвинутый кем-то из челяди.