Книга Попаданка с квартирой приключений не ищет, страница 49 – Ева Добринская

Ну уж нет. Я понимаю, что он залечил сложную травму позвоночника, но во вторую жизнь я поверить не готов, поэтому пытался отшутиться, вспомнив о Румпельштильцхене из сказок братьев Гримм, сказал, что ребенка не отдам. А он на полном серьезе заверил, что ни детей, ни жены это не коснется — вообще обойдется без жертв. Ну я и взял фигурку, и сунул в карман форменной рубашки. Поблагодарил. Мне вежливым быть нетрудно.

Кто же знал, что очень скоро немного севернее и восточнее на соседнем континенте мне потребуется вторая жизнь. Наверное, колдун и знал.

Июнь 1991 года. Россия. Москва

На Троекуровском кладбище вокруг закрытого гроба в последнем прощании стояло десятка три человек: штатские — родственники и военные — сослуживцы.

Груз 200 опустили в могилу. Комья земли застучали по крышке так и не открытого цинкового гроба. На табличке временного памятника значилось:

Полковник Гранин Мирон Астахович

Защитник Отечества, сын, муж и отец.

09.09.1950 — 11.06.1991 гг

Немного о моем муже и дианетике

Я очнулась и не сразу поняла, что происходит. Марк сидел на диване, я полулежала на его коленях, щекой прижимаясь к его груди. Вспомнила. В голове бился только один вопрос: «Можно ли поверить?»

— Что ты мне сказал, когда мы последний раз занимались любовью?

Марк… (или Мирон?) на мгновение прикрыл глаза, должно быть, вспоминая, склонился к моему лицу и прошептал:

— Ты моя пахлава и шербет, Голубка!

Его последнее возвращение из командировки я помнила все прошедшие годы. И его шепот рефреном все еще звучал в моих ушах, потому это единственное, о чем пришло в голову спросить.

Да, именно так все и было. Он пришел домой поздно. Уже спали дети, и я уже спала. Забрался ко мне под одеяло голый и распаренный после душа и мгновенно уснул. А под утро прижался сзади восставшей плотью, невесомо поиграл пальцами с моим лоном, заставив его мгновенно увлажниться, толкнулся твердым и горячим, и уже двигаясь во мне, целовал плечи и затылок и шептал, сминая ладонями груди: «Ты моя пахлава и шербет, Голубка!»

Мурашки брызнули по всему телу. Наверное, я должна была быть счастлива, но… Нет. На меня вдруг обвалилось то горе, которое я ощутила, когда поняла, что Мирона больше нет. Это горе переполняло и разрывало мою душу. Тогда я стонала и выла в подушку, чтобы не разбудить и не напугать детей, а теперь я выла в голос, слезы катились потоком. Я рыдала, сотрясаясь всем телом. Услышала над собой вскрик Марка: «Ант!»

Ант ворвался в гостиную через несколько секунд.

— Ант, зови Бернса.

— Ты сказал?

— Да! Зови скорей!

Я слышала, но мне ни до чего не было дела — я заливала грудь Марка слезами и не могла остановиться.

Не знаю, когда появился Бернс. Наверное, он сделал что-то волшебное, потому что я внезапно успокоилась, еще шмыгала носом и прерывисто вздыхала со всхлипами, но уже не рыдала.

Ант пришел с чашкой воды, приподнял мою голову с груди Марка и поил как ребенка, не давая чашку в руки. Я глянула на него. Он смотрел, как я пью, с теплотой в которой можно было раствориться. И я вдруг смутилась, слабой рукой отвела чашку и уткнулась лицом в грудь Марка.

— Это правда ты?

— Я, моя птичка Ева. Это правда я.

Да, с самой первой встречи он называл меня птичкой.

— А я ста-арая-аа, — я опять занюнила.

Снова покатились слезы. Марк сцеловывал их.