Книга Попаданка с квартирой приключений не ищет, страница 87 – Ева Добринская

Насколько бы уверенно он ни держал лицо (даже брови молчали), все же тень удивления я заметила. Надо сказать, я и сама удивилась. По идее я должна была мчаться отсюда впереди собственного визга, однако вместо этого вступила в какую-то сомнительную игру, которая, надо сказать, почему-то приносила мне удовольствие. В груди зарождались в равных долях ужас и возбуждение, а внизу живота набухал горячий беспокойный ком.

«Что я здесь делаю? Надо честно признаться самой себе. Я не хочу уезжать с родителями и Генкой. Я не хочу в чужую страну. Если, чтобы остаться, нужно отдаться этому военному, я сделаю это с удовольствием». А вслух неожиданно для себя произнесла:

— Я не хочу уезжать с семьей, но спорить с ними не в силах. Вот, незадекларированное украшение. Арестуйте меня. Посадите в тюрьму. Что угодно, только не отпускайте меня, не дайте уехать. Пожалуйста!

Он оторвал руку от столешницы и поманил меня к себе.

Заставляя себя хотя бы мысленно сохранить собственное достоинство, я подумала: «Хорошо еще пальчиком не поманил, и без команды «к ноге». А то же я на все согласна, не правда ли?» И еще про себя фыркнула: «Сарказма маловато. Можно подумать, не согласна. Как? Ну как я на это решилась?»

Помедлив, поднялась со стула. Стояла, вцепившись пальцами в край стола, и смотрела ему в глаза. Тело превратилось в неподъемную колоду, ноги не хотели двигаться, так что нужно было как-то собраться и не топать к нему походкой зомби.

Он приглашающе качнул головой, и я отмерла. Походки от бедра не получилось, скорее, это был строевой шаг. Обошла стул, на котором сидела, стол и остановилась рядом с ним. Сердце бухало в горле. Я закрыла глаза и сглотнула, стараясь протолкнуть воздух.

Я почувствовала его руки, на мгновение показалось, что кружится голова в падении: «Только бы не хлопнуться в обморок». Я глянула, чуть разомкнув веки. Кружение на самом деле было — просто он развернул меня и усадил к себе на колени. И все… к чему я готовилась не случилось. Он не стал меня лапать. Я осмелилась и подняла на него взгляд, распахнула ресницы. Наши лица были близко-близко, и он в упор меня разглядывал: губы, нос, щеки, глаза. Глаза в глаза. Удивилась. Я его совсем не боялась.

Годы спустя я поняла, что с того самого момента, как оказалась у него на коленях, мне было комфортно, уютно, будто, наконец, попала домой. К себе домой. И с родителями, и у бабушки, и в школе, и в универе, и с Генкой я всегда старалась быть удобной. Родители никогда не внушали мне простую мысль, что «всем не угодишь», наоборот… «Ты же девочка!» И никто никогда не интересовался насколько удобно мне. И поэтому всегда я была вежливой, насколько возможно приятной и настороженной — окружающий мир меня пугал непредсказуемостью и завуалированной враждебностью.

* * *

— Мирон, был настолько любезен, что в процессе наших договоренностей усадил к себе на колени. Мне было так уютно и спокойно, как никогда в жизни. Мне не хотелось, чтобы этот человек отпускал меня.

— И я был так любезен, что к своему собственному удивлению, предложил этой дивной девочке руку и сердце. Я — убежденный холостяк, в 35 лет ни разу не женатый. И девочка меня еще не раз потом удивляла. Наверное, поэтому никакую другую в своей жизни я больше не желал так, как ее, и кроме нее.