Книга Право первой ночи. Право сильнейшего, страница 82 – Диана Хант

— Нет, Владыка, это было бы лишним. — Передёрнула я плечами. — Как вы и сказали, у вас не было времени. Да я бы и не поверила, если честно… пока сама не увидела.

— Ты простила меня, Милу?

И снова — такой взгляд, что не изверг я напоминать о такой мелочи, что прощения у меня как бы никто не просил. Потому снова ответила правду, умиляясь своей честности и покладистости:

— Вы, конечно, деспот, тиран и самодур, Владыка. И это я вам ещё овцелошадь не вспомнила. Но вы хороший правитель.

День уверенно летел к закату. Слуги уже трижды приносили напитки, меняли угли в наргиле и сменяли пустые подносы полными — с сырами, фруктами, сладостями. Покормили не только для нас с Владыкой, но и зверей.

Мраморную вырезку Теньку принёс самолично господин шеф-повар. Вообще сперва шеф пришёл кормить павлина — того, который настоящий павлин, в смысле птиц, а не того, на кого можно — да и логично было бы — подумать. Но нет, Владыке повар лишь бегло поклонился и поклон этот очень отличался от поклонов «придворного характера». Я давно заметила, что тот правитель, который наедине зачастую отличается от того, который «для всех». Не успела понять, насколько разительны эти отличия, но они всё же есть. Вот и на поклон, а по сути кивок повара Владыка не отреагировал. Хуже того — тоже ответил тому кивком! Еле заметным, правда, но мне не примерещилось!

— Ах ты мой хороший, ах ты мой сладкий… — Позабыв о Владыке, закудахтал над павлином шеф. А увидев Тенька, воскликнул: — Вай, кроха! И ты здесь!

Сунув хрустальную вазу малость пришархевшему от подобного обращения Владыке (нет, ну тут даже я согласна — меру-то надо знать), повар унёсся обратно на кухню за вырезкой для Тенька…

Мои губы приоткрылись от удивления, образовывая литеру «о», когда Владыка не разозлился не потому, что Прядильщицы ему по-быстрому благодушия да доброго нрава отмерили, которое недодали сперва, а потому что… не смог. Павлин просто ткнулся головой ему в руку, напоминая о вазе с орешками и губы Риардона Хатара, до того сурово сжатые, растянулись вдруг в такой нежной улыбке, что я присвистнула.

— Что-то не так? — спросили меня, не прерывая важнейшего государственного действа, а именно — потчевания нагло распахнутого павлиньего клюва орешками.

— Да нет, всё так, — смутилась я. — Просто не ожидала от вас. Ну, что вы… павлин и всё такое… тьфу, что я несу! Шархи, Владыка! Да в жизни бы не заподозрила в вас подобной нежности… Ну вот кто меня за язык тянул.

— Ты, наверное, меня совсем монстром каким-то считаешь, Милу. — Владыка Света невесело усмехнулся. Вроде пошутил, а вроде… У нас говорят, каждая шутка лишь на палец шутка, а на пясть — правда.

— Почему павлин? — спросила я, желая сгладить неловкость.

— Никогда не задумывался… — пожал плечами Владыка. — В детстве я часто убегал в сад играть с павлинами. Вообще мальчикам с моими задатками очень редко удаётся насладиться детством… К тому же очень рано стало не до игр — мне ещё шести не было, а я уже стал свидетелем трёх дворцовых переворотов. Мир вокруг менялся, и менялся стремительно, ошеломляя каждый раз. Словно декорации в театре. Действующие лица, наряды, языки, традиции, дворцы — всё рушилось в одночасье! А павлины были и оставались. Они любят эти острова… Так что, если задуматься, то павлины оставались для меня единственным неизменным в очень хрупком, очень ненадёжном мире… Прежде, чем я стал Владыкой Света, Милу, мне приходилось ежедневно доказывать своё право на жизнь.