Книга Круг Стихий, страница 11 – Эля Шайвел

Ну и вид у меня, наверное, отстранённо подумала я. Но остановиться я уже не могла, продолжая кричать уже практически фальцетом.

— Мой жених или даже уже муж куда-то бесследно исчез! А я, по непонятным мне причинам убила отца своего жениха, по совместительству короля Игнитума! И ты спрашиваешь, почему я кричу? — я зарыдала, бросившись в ноги подруге.

— Милая моя Алесса… — Вейла рассеянно гладила меня по голове. — Даже если всё это вдруг правда, я всё равно поддержу тебя. Давай вместе этим противным игнийцам наподдаём! И начнём с Мейтора!

— Не надо, он друг моего жениха, — ответила я, размазывая слёзы по лицу.

— Это он так сказал?

И тут я замерла. Действительно. А чего это я так безоговорочно поверила Мейтору?

Обрывки моей «памяти» из снов можно сложить в какую угодно картину. Да, часть моих виде́ний подтверждают его слова. Но они настолько обрывочны…

Почему я решила, что версия игнийца, в которой я убийца, а мой отец — подлый нарушитель своего же королевского слова, правда?

Мне нужно срочно вернуть память. Если мне нужно что-то возвращать.

— Вейла, ты поможешь мне? Давай проведём ритуал сегодня ночью?

К ритуалу мы подошли основательно. Нам понадобилось три дня на подготовку. Ночами меня продолжали мучить кошмары, но я их практически не запоминала, как назло.

Видимо, настолько мне хотелось что-то увидеть, что мой разум не мог расслабиться, чтобы дать возможность глубинным воспоминаниям пробить себе путь наверх. Я запомнила только один сон. Очень странный сон.

Я парила над красной пустыней будто со́кол. С высоты птичьего полёта я видела, как Солнце садится за горизонт, освещая тёплым ровным светом множество шатров, будто грибы раскинувшихся на земле.

Небо было неспокойно и мне внутри тоже было очень неуютно в этой чужой и враждебной пустыне. Я спланировала к одному из шатров.

В шатре сидел всё тот же зеленоглазый брюнет. Предположительно Татум. Он был уже в гораздо лучшем состоянии, чем я видела его в последний раз. Раны на лице практически зажили, а вид у мужчины был весьма умиротворённый. Ни боли, ни страданий, в прежних снах искажавших его красивое и мужественное лицо, не было.

Он повзрослел, по сравнению с прошлыми виде́ниями. Сеточка морщин вокруг глаз выдавала пережитое. Отросшие тёмные волосы были завязаны верёвочкой на макушке.

На руках он качал крошечного младенца.

Девочку с голубыми, как небо, глазами и подозрительно странным оттенком кожи. Бледно-красным. Как будто бы она сгорела на Солнце. Никогда не видела такого цвета кожи у людей.

Татум сидел в этом странном круглом доме из ткани в окружении очень необычной мебели и шкур животных. Мужчина нежно баюкал малышку и что-то ласково шептал ей. Картина была очень милая. До слёз.

Вдруг его окликнул молодой женский голос. Я обернулась и увидела очень красивую краснокожую женщину. Она, подняв полог, заходила внутрь, согнувшись под тяжестью двух вёдер с водой.

Татум, аккуратно уложив малышку в колыбель, рванул к ней на помощь. Заботливо подхватил вёдра, он сказал: «Совсем себя не бережёшь, дорогая».

От этого сна я проснулась с жутким ощущением горечи. Села на кровати. Удушья не было, но в горле стоял ком, а слёзы текли сами собой.

Почему-то картина Татума, так нежно обращавшегося с другой женщиной задела меня за живое. До утра я тихо плакала, стараясь, не разбудить Вейлу. Видимо, я в душе действительно поверила Мейтору. В то, что мы любили друг друга с Татумом.