Книга Ань-Гаррэн: Белая ворона в мире магии, страница 35 – Мишель Фашах

Теперь его можно было разглядеть получше. Полностью заросший, с выцветшей от соли и ветра шевелюрой и бородой, сухощавый мужик лет пятидесяти на вид. Одет в длинную ночнушку, явно оставшуюся от покойной жены. Глаза красные, будто он всю ночь рубился в доту, а в шесть утра решил выйти на свежий воздух.

— Дядя, я тебе ученицу привел, заодно и помощницу по хозяйству, — представил меня Сальват без лишних церемоний.

— А зачем она мне? — развел руками дядя.

— Готовить тебе будет, как минимум. Да и женщина в доме тебе не помешает. Помоги девке профессию обрести получше, чем то, что ей судьбой на роду написано.

— Так, так, а чего это немагичка решила руки марать рыбой?

— Рыбу люблю, — вставила я пару слов, в которых была уверена.

Понимать общий язык было проще, чем на нем говорить. Да и понимала я еще далеко не все, но простые житейские разговоры с мимикой и жестикуляцией как-то сами собой переводились.

Дядя внимательнее меня оглядел, прицокнул языком и покачал головой.

— Странная она какая-то. А как она рыбу без магии ловить будет, а готовить? Фигня какая-то получается. Ну да ладно, может, чему и научится. Оставлю её. А как твоя матушка поживает? — не делая паузы между решением моей судьбы и светской беседой, дядя жестом пригласил нас присесть на лавку.

— Матушка хорошо, о сестре, как обычно, сильно беспокоится. Но раз боги так решили, от судьбы не уйдешь.

— Это да, — почесал затылок заросший рыбак. — Ты прости, последние пару недель рыба совсем не идет, мне даже угостить тебя нечем.

— Да ничего, мне все равно скоро уезжать, работа такая. Ты на девицу не серчай сильно, она неглупая, просто не там жила, — попросил Сальват уже на пороге.

— Это уж мне решать, что с учениками делать, — Бороник погрозил ему кулаком вслед.

— Простите, а почему вы как женщина? — спросила я Бороника, тыкая пальцем в его ночнушку.

— Так за ночь одежда отсыревает, сушится вон там, на заднем дворе, — махнул он рукой в сторону стены дома, противоположной двери, и снова завалился спать.

Предположив, что дальше я могу распоряжаться сама, я решила обустраиваться в доме. Обнаружив аналог русской печи с лежанкой, я чуть не взгвизнула от восторга. На лежанке валялось много старых и грязных вещей, видимо это был своеобразный шкаф. Рыбак, видимо, выбирал отсюда самое менее заношенное. В углу я даже обнаружила поржавевшую иглу и моток ниток.

Всю эту рухлядь я выволокла на улицу. Разобрала завалы, откопав даже несколько тряпок, смутно напоминавших простыни. Где тут стирают, я себе вообще не представляла, зато представляла, что в море стирать не очень хорошо, потому занялась выносом и другого мусора из дому. Благо дом был не срубом и не пришлось выгребать кучу пыли еще и с каждого бревна в отдельности.

Домик был крохотным, с единственным окном, намертво заколоченным деревянными палками разных размеров и цветов. Внутри — лишь печь, грубая лавка и два ящика, водруженные друг на друга, служившие вместилищем всего рыбацкого скарба.

На «заднем дворе», как окрестил прилегающую к дому лесную опушку Бороник, на ветвях двух деревьев тоскливо повисла веревка, а на ней — нечто окаменевшее, отдаленно напоминавшее штаны и куртку. Пройдясь вглубь леса, я наломала веток и соорудила подобие веника. Веревки под рукой не оказалось, и я, недолго думая, изрезала на полоски одну из самых грязных тряпок с лежанки.