Книга Прядильщица Снов, страница 240 – Тория Кардело

Страх сгущался вокруг Али, как туман. Она чувствовала его физически — холодные пальцы, сжимающие горло, тяжесть на груди, мешающую дышать. Во рту пересохло, язык прилип к нёбу. Запах лаванды то появлялся, то исчезал, дразнил, напоминал. Кожей она ощущала несуществующие прикосновения — легкие, как паутина, но оставляющие след из мурашек.

Аля не хотела спать. Боялась закрыть глаза даже на секунду.

«Что, если я снова окажусь на Ткани Снов? Что, если больше никогда не вернусь?»

Но усталость брала своё. Глаза слипались и тяжелели. Сквозь полуприкрытые веки комната расплывалась. В углу двигалась тень, туманная и зыбкая. Она скользила по стене, отделялась от общей темноты, обретала неясные очертания.

Старая кукла на полке вдруг стала зловещей фигурой, наблюдающей за ней. Тиканье часов на тумбочке прозвучало как отсчёт перед чем-то неизбежным. Занавески слабо колыхались от сквозняка, отчего создавалась иллюзия, будто кто-то стоит у окна. Мир привычных вещей становился чужим, враждебным, наполненным скрытыми угрозами.

Спала она или нет? Граница размылась. Сознание плыло, сон уже затягивал в свою пучину, но Аля ещё различала комнату — книжный шкаф с потрёпанными корешками любимых книг, стол, заваленный учебниками и набросками, мольберт в углу.

Тень замерла, словно прислушивалась. В этой неподвижности было что-то неестественное, нечеловеческое — как будто существо из другого мира незаметно пробиралось в комнату. Потом оно сделало неуловимое движение — не к ней, но в её сторону — и растворилось в полумраке. Как чернила в воде, тень распалась на тысячи мельчайших частиц, которые впитались в темноту.

«Просто игра света», — успела подумать Аля, проваливаясь в темноту сна. Но где-то в глубине души знала — это успокаивающая ложь. Её веки тяжелели, мысли замедлялись, и последнее, что она почувствовала перед тем, как окончательно уснуть — легкое прикосновение прохладных пальцев к её лбу.

* * *

Огромный зал утопал в холодном белом освещении. Свет был не тёплым и уютным, а стерильным и безжизненным, как в морге или операционной. Он не согревал, а, наоборот, обнажал всё вокруг, делая очертания чёткими, почти болезненными. Зеркала, знакомые до боли, вырастали из мраморного пола и окружали Алю лабиринтом отражений. Каждый образ повторялся тысячи раз, растворяясь в бесконечности.

Холодный мраморный пол отзывался эхом под босыми ногами, создавая иллюзию крошечного и бесконечно огромного пространства. В воздухе витали запахи озона и лаванды.

Аля посмотрела на свои руки и одежду. Обычная Аля Кострова. В домашней футболке с выцветшим принтом, в шортах, с растрёпанными рыжими волосами, которые она не расчесала перед сном. Простая шестнадцатилетняя девочка с подростковыми высыпаниями, следами от ручки, веснушками и лишними складками. Не идеальная версия из снов и не прекрасная девушка, которой она становилась в Ткани Снов. Просто напуганная шестнадцатилетняя Аля.

— Почему я здесь? — её дрожащий голос отражался от стен и возвращался жутким эхом. — Ключа больше нет… И почему я выгляжу так?

Голос звучал хрупко, как тонкий лёд. В нём слышались страх и усталость. Усталость от постоянного напряжения, необходимости притворяться нормальной, когда мир рушился.

Зеркала ожили. В их глубинах появились искажённые образы — как фрагменты разорванной картины или кадры из быстро прокручиваемого фильма. Рыжие волосы сияли медным блеском, изящная рука с тонкими пальцами и идеальным маникюром, грациозный изгиб шеи, зелёные глаза, яркие, как самоцветы. Части её идеального воплощения, разрозненные, но узнаваемые. То, чем она никогда не была, но всегда мечтала стать.