Книга Обольщение, страница 67 – Лера Виннер

В этой сладкой полудрёме я снова услышала над ухом тихий, чуть-чуть неровно хрипловатый напев. Он безумно фальшиво мурлыкал мне на ухо песенку о счастливой любви, о девушке, отказавшейся от знатной фамилии ради прекрасного, но бедного пастуха и ни минуты в своей жизни не жалевшей об этом, и именно под эту песенку я уснула, как под лучшую колыбельную, и сны мои снова были спокойными и мягкими, а пробуждение оказалось таким же приятным.

На полу в спальне лежал широкий и приветливый солнечный луч, а с улицы доносился такой знакомый стук топора.

Я позволила себе несколько минут полежать, смущённо и сча́стливо улыбаясь от того, как сладко тянуло все мышцы в теле, а потом, наконец, села, прижимая одеяло к груди.

Моя рубашка аккуратно лежала на стуле, и я, не желая того, всё-таки покраснела, раздумывая, как лучше поступить. Надеть её и дойти до колодца? Или забыть о неудобствах и необходимости вымыться и одеться полноценно?

Что, если барон успел пожалеть о том, что было вчера?

Если так, почувствовать себя неловко мне придётся в любом случае.

С этим можно было только смириться, и я всё же предпочла обойтись рубашкой — в конце концов, отвернуться или отойти он точно не откажется.

Час был уже поздний, но сегодня я хотя бы не проспала до вечера, да и в теле ощущалась приятная лёгкость и пустота. Как будто вместе с моей невинностью Монтейн забрал ещё и невидимую огромную занозу, мешавшую мне ходить и дышать ровно.

Что бы он ни решил, о чём бы ни думал, проснувшись первым, себе я пообещала, что не стану ни о чём сожалеть.

Выйдя босиком, я остановилась на пороге дома, ища его глазами, а найдя, улыбнулась, прежде чем успела опомниться.

Вильгельм колол дрова. Он делал это ловко и уверенно, как человек, не привыкший чураться никакой работы. Его рубашка висела на покосившемся невысоком заборе, где раньше сушили горшки, а мышцы на спине двигались так красиво, что я невольно залюбовалась.

Шутка ли, я знала его всего несколько дней.

Впервые услышав о нём, я подумала, что Чёрный Барон едва ли не старик.

Как вышло, что он стал тем самым человеком, рядом с которым я чувствовала себя счастливее, чем когда-либо в жизни?

Ответа на этот вопрос было уже или ещё не сыскать, и я не хотела забивать себе голову этим.

«Самое время для „Уила“»

Теперь я понимала, почему он просил называть его полным именем. Не нужно было даже говорить — так его называла она, та, ради кого он готов был подхватить на рудниках дыхательную болезнь, а потом — служить тому, что даже ничего ему не обещал.

Дета.

Какой самонадеянной наглостью с моей стороны было назвать его Уилом тогда.

Как безоглядно он мне доверился, дав позволение на это.

Разве так доверяют чужим?

Вероятно, почувствовав мой взгляд, Монтейн обернулся, щурясь на солнце.

Отложив топор, он вытер со лба выступивший пот простецким жестом, просто рукой, и пошёл мне навстречу.

Я повисла на его шее, когда до дома ему оставалось не менее десяти шагов. Барон подхватил меня под спину, свободно и крепко прижимая к себе, и поцеловал медленно и нежно, совсем не невесомым утренним поцелуем.

— Не жалеешь, рыжик?

В нём не было ни следа вчерашней тяжёлой тоски и усталости. Казалось, он даже двигался свободнее и изящнее, точно так же как и я.

Вот только в отличие от меня, он не давился на вдохе одновременно от смеха и смущения.