Книга Осторожно: маг-и-я! На свадьбе нужен некромант, страница 32 – Надежда Мамаева

Так что, подхватив полупустой ларец, я вышла на палубу.

Диего возвышался у штурвала несокрушимый, как скала, и такой же серый. Он явно держался на одном лишь упрямстве. Ибо силы у даже очень выносливого человека уже давно должны были закончиться.

— Теперь-то позволишь тебе нормально помочь? — протянула я. — Или мы все еще не знающие боли и усталости герои?

Хотя, как по мне, — еще немного, и Диего будет не знающим боли трупом.

Словно вторя моим мыслям, над головой согласно заорал альбатрос.

Напарник на эту подколку, у которой была поддержка с воздуха (пусть только моральная), и бровью не повел, лишь бросил взгляд на мой сундучок и уточнил:

— Лекарский?

— Угу, — отозвалась я.

— Тогда меняемся, — вдруг предложил Диего.

— Теперь я стойко помираю, а ты ворчишь? — не удержалась я от сарказма.

— Нет. Мне — сундук, тебе — штурвал, — произнес напарник и пояснил: — Шпаги, — Диего кивнул на торчавшие лучами рукоятки, — отпускать нельзя. Иначе собьемся с курса и не успеем…

И, противореча собственным словам, разжал пальцы и сделал пару шагов в сторону. Штурвал бешено завертелся, и я, бросив свою ношу, рванула вперед, вцепившись в эти самые шпаги.

Едва остановила вращение. И когда это произошло, услышала одобрительное:

— А ты молодец.

«А тебе конец!» — мысленно ответила я, прикидывая, как организовать напарничку оный с эпитафией.

Брюнет же, словно был бессмертным, снова принялся насвистывать какой-то бравурный мотивчик. Под него-то Диего и сел прямо на палубу, прислонившись к борту, откинул крышку ларца, изучил содержимое того внимательно, и снял мундир, а затем и рубашку.

И, глядя на белые тонкие полосы старых ран, я поняла: напарник не бессмертный, скорее наоборот, слишком часто с костлявой видевшийся и потому опытный. И бесящий. Старуху с косой — так точно… Это ж сколько раз он от нее, судя по отметинам на теле, уходил…

Брюнет меж тем плеснул из склянки спирту сначала себе на руки, потом на нить с иглой и, осмотрев и очистив рану, примерившись, начал штопать! Словно это было для него делом привычным, как для вышивальщицы — пяльцы.

Диего не промахивался — каждый прокол точно в нужном месте, без лишних дыр, не торопился поскорее расквитаться с болью, зная — в этом деле нужна аккуратность, не стонал — только мужские губы были плотно сжаты, а в глазах плескалось ледяное спокойствие.

— Часто практиковался? — не выдержав, спросила я, стараясь не сводить взгляд с горизонта, но тот то и дело соскальзывал на полуголого напарника.

— Когда служил — чаще, чем хотелось бы, — бросил он, отрезая нить ножом. И, присыпав шов порошком, спросил: — А бинты где?

— В кувшине, — отозвалась я и, в свою очередь, уточнила: — Ты сказал: «Когда служил»? Это значит, что сейчас в отставке?

— Почти в отставке… Долгая история, — нехотя произнес Диего и с тревогой глянул на море, словно ждал от того подвоха.

Но оно было пока спокойно, и брюнет, обработав заодно и второй бок, по которому чиркнул свинец в лесном домике, взялся за перевязку. Получалось это у него так же ловко, как и с наложением швов.

А я, глядя на это, подумала, что один напарничек слишком много на себя сегодня берет. Пуль — так точно.

Диего же, в свой черед, спросил:

— А как ты, ритуалистка, стала некроманткой?

— Моя история по длине, похоже, ничуть не короче твоей, — в тон отозвалась я, не желая ворошить прошлое, бередить душу, копаться в воспоминаниях… в общем, заниматься поиском сомнительных моральных кладов.