Книга Пара для проклятого дракона, страница 70 – Екатерина Гераскина

— Я столько всего упустил, — выдохнул он. — Никогда себе этого не прощу.

— Зато теперь ты рядом. И всё знаешь. Остаётся только смириться с прошлым и жить дальше.

— Я хочу, чтобы она знала, кто её отец.

— Она уже знает. Я рассказала. Хотя, если быть честной… она знала это ещё до меня. Внутри неё живёт феникс, и он ей всё подсказал.

Плечи Дориана напряглись еще сильнее. Он выпустил воздух через сжатые зубы. Я чувствовала его сожалению о том, что он не понял этого сразу.

— Я… я ведь никогда не мечтал о ребёнке. Не хотел передавать проклятие. Всю жизнь верил, что если оно и уйдёт, то с моей смертью. А теперь… теперь боюсь, что оно перейдёт к ней.

— Мне кажется, этого не будет, — мягко сказала я. — Она легко гасит пламя проклятия, что окутывает тебя. И ты сам это чувствуешь.

Он полуобернулся, чтобы посмотреть на меня с непониманием.

— Ты… ты его видишь?

— Да. И Арина тоже.

Я почувствовала по связи, что в Дориане загорелся огонёк надежды. Проклятие тяготило его, но ещё больше тяготила мысль о том, что он может передать его Арине. И столько всего он сейчас испытал… Я почти задохнулась от гаммы чувств. Он не хотел всем сердцем причинить боль дочери.

Я тяжело сглотнула. Прикусила губу, чтобы не выдать себя — каждое его чувство не было для меня секретом, как и образы его мыслей.

Я не хочу, чтобы он знал, насколько сильна наша связь. Это всё только усложнит. Если он ничего не чувствует — то чувствую я. За нас двоих.

— Отвернись, — глухо произнесла я и опустила глаза. — Я перевяжу рану. И почему она так плохо заживает? Из-за последствий яда? — перевела я тему.

— Это не только яд, — признался он. — Это проклятие. У меня нарушена регенерация.

— И ты мне это сразу не сказал⁈ — я вскрикнула, но тут же осеклась, посмотрев на Аришу. Она продолжала крепко спать, прижимая к себе куклу.

Наступило несколько секунд тишины.

А потом, он произнес:

— Я не был рядом, когда ты нуждалась. Я не поверил в тебя, когда должен был. Я допустил, чтобы тебе навесили ярлыки. Допустил, чтобы тебя преследовали.

Он замолк, с трудом подбирая слова.

— Это моя вина. Я подвёл тебя.

Я чувствовала он не ищет оправданий. Не пытается смягчить удар. Просто говорит правду. Ту, от которой самому становится тошно.

— Я подвёл тебя… Арину и это останется на мне.

Кажется, такие простые, скупые слова. Но в них было слишком много.

Я чувствовала по нашей связи, что они искренни, пронизаны болью и раскаянием.

Он не умоляет, не оправдывается, но открывает душу и говорит так, как может говорить только дракон, которого разрывает изнутри чувство вины и безусловная любовь к дочери… и уважение к её матери.

Всё это было как на ладони у меня.

Он сам себя съедает и не простит.

Я всё ещё держала в пальцах бинт, но не шевелилась.

Дышала медленно, в горле стоял ком — но не из-за обиды.

Я чувствовала его. Чувствовала, как тяжело ему это говорить, как он всё это признаёт, свою вину. Как был слеп и глух.

Я вздохнула. Снова потянулась к повязке, аккуратно наложила её, как будто делала это не с раной, а с чем-то хрупким внутри нас.

— Но теперь ты рядом. Прошлое не стереть. Но настоящее — это то, с чем мы оба можем что-то сделать. Если захочешь.

Я не смотрела на него. Не было смысла. Я и так знала, что он слышит меня не ушами. Слышит сердцем.

— Ты когда-нибудь простишь меня?