Книга Изгои, страница 42 – Эльмира Нетесова

Кто? — не понял Чита.

Мы! Убили и слиняли на машине. Теперь врубился? — злился Шнырь.

Ни хрена не допер! Мы убили? Но кого?

Чикина! Юриста! Того самого, чьей жене я помогал. Он же — сожитель моей бывшей жены.

Ну и что? Сколько лет прошло?

Его кто-то размазал, а на нас хотят повесить убийство! Допер?

Не-ет! Я не фалуюсь!

Да кто согласье спрашивает? Того киллера искать надо, а мы под боком! Вот и сгребли.

Вскоре к следователю увели и Читу. Вернулся он оттуда весь измятый, в синяках, с рассеченной губой.

За что уделали? — спросил Финач.

Скоро узнаешь! — буркнул Чита и, свернувшись в клубок, отвернулся к стене. От ужина он отказался.

Финача втолкнули в камеру через час. Сам идти не мог. Ему и впрямь искали пятый угол подвыпившие охранники.

Кончай ломаться. Колись! За какой навар уломали грохнуть Чикина? — орал следователь.

Да я не знаю его!

Не вешай лапшу на уши! Освежите ему память! — кивнул охране следователь.

Нечем стало дышать. Сапоги врубались в грудь и в ребра, в затылок и в лицо. От них, как ни уворачивайся, не спрятаться нигде.

Вспомнил?

Не знаю его! — взвыл бомж.

Теперь его взяли на кулаки. Финач то в стены, то в пол влипал всем телом.

Будешь говорить?

А я и не молчу! Не убивал…

Из кабинета его выволокли, когда он окончательно потерял сознание.

На следующий день вызвали с утра Ивана Васильевича.

Вы — бывший юрист и должны понимать, что следствие располагает доказательствами, неопровержимыми уликами вашей причастности к убийству Чикина!

Какие доказательства? — изумился Шнырь.

Запись разговора по телефону осталась на кассете! Там вы грозили расправой!

С момента разговора сколько времени прошло! Уж если б намеревался убить, не взял бы отсрочку ни на минуту. Тут же больше недели прошло. У него, у вашего Чикина, как я полагаю, врагов — половина города. Кому-то он досадил больше, чем мне!

У вас к нему имелись особые счеты. Он сожительствовал с вашей женой!

К сожалению, не он один. Да и сожительствовал несколько лет. И жил! Если б меня это задело, расправился б с ним сразу, еще в первый день, когда увидел в своем доме.

Не хотели при свидетелях! Выбрали момент.

Насильно мил не будешь! Отнимать женщину не в моих правилах. Я даже грубого слова не сказал ей. Ведь в квартире дети. Зачем унижать их мать? Я ушел, не причинив вреда никому. Стал бомжем. Мы не убиваем. Это нас… Впрочем, о чем я?

Вот именно! К чему изворачиваться?

Что вы себе позволяете? — возмутился Иван Васильевич.

Следователь, потеряв терпенье, грохнул по столу кулаком:

Хватит ломаться, не изображайте из себя идиота! Он слова грубого не сказал в квартире! А по телефону обещал голову свернуть! Да кроме вас никто не мог с ним свести счеты. Чикин был прекрасным юристом, коммуникабельным человеком. И только вы, негодяй, посмели убить его!

Моей вины в том нет!

Так и поверил, что признаете! Вам лучше других известна мера наказания за умышленное убийство.

Мне не объяснять. Уголовный кодекс знаете не хуже меня. Потому я не столь наивен, чтоб рассчитывать на чистосердечность. Хотя улики имеются и помимо телефонного разговора, кассеты с записью.

Что ж, назовите их! — предложил Шнырь.

Всему свое время! Знайте, оно работает не на вас! — кипел следователь.

И не на вас, если действительно хотите раскрыть дело, найти убийцу. Вы не тем путем пошли. Не там ищите! Теряете время! Не из ревности его убили. Во всяком случае не мы! Нашлись другие! А улики подтасовать — дело не хитрое. Я не новичок в следствии и знаю, как все стряпается. Но… Это в зависимости от того, как закончить дело? И кем назвать себя, направив его в суд?

На что намекаете?

Я говорю без обиняков. Все мы — юристы, но

разные!

Конечно! Бывший и действующий! — рассмеялся следователь.

Никчемная полемика. Юрист не бывает бывшим или будущим. Он — юрист. Остальное — весьма относительно

Скажите! Вы хотите убедить меня в том, что не питали к Чикину неприязни? — спросил следователь.

Я презирал этого человека! И у меня есть на то свои основания.

Вот вам первый довод в пользу обвинения! — вздохнул следователь.

Не спешите! Не всякий презираемый достоин смерти. Иному лучшим наказанием бывает сама жизнь. Она, поверьте, зачастую хуже смерти. Мне много раз случалось слышать о подобном. Будучи бомжем на себе испытал, не всегда жизнь — подарок. И мне грозить бессмысленно. Я ничего не теряю и уже не приобрету. Убивают из мести иль ревности, когда хотят вернуть любимого человека. Я такого не хочу. Мне не за кого убивать! У меня нет никого! Я ничего не хочу менять в своей судьбе! Пусть она корявая, она — моя, и не хочу ни с кем ее делить! — попросил сигарету. Следователь протянул пачку и молча указал на двери, разрешая вернуться в камеру.

Бомжи лежали на нарах, ожидая, что еще предпримет следователь. Но он даже на допросы перестал их вызывать.

Неизвестность вначале пугала, потом злила, а дальше люди просто потеряли интерес к будущему, жили день ото дня. Понимали, что когда-то все приходит к своему завершению.

Их кормили, водили подышать воздухом. Их не били, даже посмеиваясь, называли старожилами. Охрана шутила, что бомжи спокойно прокоротали в изоляторе эпидемию гриппа, валившую с ног горожан.

За две недели еще два раза вызывали на допрос Ивана Васильевича. Тот возвращался от следователя спокойным, уверенным.

Ну, долго нас еще морить будут менты? — спрашивал Чита.

Ты ж сам когда-то сюда рвался? — напоминал ему Шнырь.

Так то по своей воле! Зима была холодной, жрать хотелось. А тут? Весна, тепло, а нас держат!

Зато глянь, какую морду отожрал. И не вкалывая нигде. На халяву при этом харчат! Чего сетуешь?

Надоело в гостях! Пора к себе на свалку. Мне ее духу не хватает. Нынче во сне чую, знакомым повеяло. Родным. Будто возле кучи уснул. Открыл глаза — Финач задницу чуть ни на нос мне надел. А на ужин горошницу давали. Вот он и постарался, гад! — ворчал Чита.

Спасибо скажи, что хоть сонному передышку дал, домой вернул, — ответил Финач, вздохнув.

Мужики! Все на выход! — внезапно открыл двери охранник и завел бомжей в комнату, куда вскоре привел следователь для опознания Катьку Чикину.

Бомжи видели эту девчонку в городе. Много слышали о ней. Знали, что ворует она на рынках и в магазинах, в торговых рядах. Слышали от «мелкоты», что с отцом и матерью не живет и примириться не хочет. Слышали о ее мерзком несносном характере, независимой злопамятной натуре. Знали, непредсказуема она и своенравна. А потому не знали, что ждать для себя от ее визита.