Онлайн книга «Изгои»
Здравствуй! — вылетело эхом само по себе. А может не губы, душа сказала? Ты жив, Ваня?! Господи, как хорошо! Ты жив! Не умер, не убили! Лишь постарел немножко. Ну, самую малость. Виски вот снегом обнесло. А так все прежний, — подошла совсем близко и спросила: — Как ты? Где живешь? Бомжую. Как многие. Живу на свалке. Хвалиться нечем. А я челночничаю. Так что недалеко от тебя ушла. Детей надо доучить. Сын учится и уже работает, а дочь в этом году заканчивает. Вот отмучаюсь с ними и все. Можно сдохнуть. Веревку намылить иль скамейку подать? — напомнил Марии сказанное ею когда-то. Ты все язвишь? И не устал? Ведь столько лет прошло, мы не виделись. Ты даже о детях не спросил. Я знаю о них все. Больше, чем ты думаешь. Ими всегда интересовался. Почему ни разу не звонил? На это не получил разрешенья. Чье? Оно тебе нужно? В моем положении — бесспорно. А я ждала, — опустила голову. Не надо, Маш! Не обманывай хотя бы саму себя. Да при чем тут я? Хотя бы дети тебя услышали. Я видел их. Пусть не часто, но было. Вы говорили? Нет. Я не решился подойти. Сама помнишь: они отвергли меня. Глупыми были. Теперь изменились. Глупыми рождаются. Эта болезнь не лечится. Она навсегда… Неправда! Есть средство от той болезни. Бедой зовется. Вышибает глупость напрочь. Не только у детей, — глянула в глаза, как когда-то, давным-давно. Я не верю. Беда проходит, и глупость возвращается. Она как гниль в яблоке. Ну они и твои дети… Они уже выросли. Я им еще тогда не был нужен, — выдохнул на стоне. Их бы о том спросил. Зачем? Кто я теперь для них? Отец! И что ты предлагаешь? Не прятаться, не обходить друг друга. Что-то не получилось. Все ошибаются. Но я никогда не запрещала тебе общаться с детьми. Они в нем нуждаются: чем старше, тем сильнее. Иван Васильевич недоверчиво глянул на Марию «Видно, клюнул жареный, коль так заговорила», — подумал человек. Зашел бы! Ведь не гость! Беда в том, что хозяева чаще всех на гостей нарываются, а потом меняются местами. Мне и последнего не позволили. Никого у нас нет. Втроем живем. И сын от женитьбы отказался. Повременить решил. Сами мучаемся, как можем. Друзья, знакомые отвернулись, отказались в одночасье. И мы ни к кому не ходим в гости. Сами выживаем, как Бог дает. Иван Васильевич будто заново всматривался в лицо жены. Куда делись прежние веселость, беззаботность? Улетучились как туман, оставивший седую паутину на голове женщины. Когда придешь? — спросила Мария. Иван Васильевич вздрогнул от внезапности прямого вопроса и, глянув на противоположную сторону улицы, увидел Тамару, выходившую из милиции. Ее до самых ступеней проводил следователь. Ты чего? Что с тобой? Чего побелел? — заметила Мария. Тебе показалось. Я думаю. Не ждал от тебя приглашения. Врасплох застала. Мне нужно все обдумать, — говорил Марии, следя за Тамарой, спешившей поскорее свернуть на боковую улицу. Я не могу появиться в таком виде. Значит, не хочешь прийти к нам? Мне надо решить для себя! Ведь все не так просто: вчера выгнали, сегодня зовут. А завтра чего ждать? Пусть оно наступит, Ваня! Я буду ждать. Слышишь? Вон, у коня четыре ноги, а и то спотыкается. И не убивают его за это, и хозяин не отказывается, прощает. Неужели мы вовсе оглупели? Ладно, Мария! Я подумаю, — не рискнул обещать заранее и добавил: — Позвоню. Это уж точно. Тогда скажу. Постарайся не забыть нас! — попросила женщина, всхлипнув, и чтобы не разреветься здесь, у него на глазах, поспешила уйти поскорее. Иван Васильевич, купив две бутылки самогона, вернулся в свою лачугу и, дождавшись сумерек, пошел к Тамаре. Женщина не поспешила встать навстречу. Она спрашивала Шныря, как взяли в милицию, как отпустили. Он рассказал ей, осторожно обойдя намек на стукача, и внимательно следил за реакцией. Бутылку самогонки они выпили быстро. Иван Васильевич щедро наливал бабе, сам лишь губы мочил. Пей, Томка! За нашу весну. Она хоть и возвращается, но тоже умеет стареть! Пей, пока кровь в жилах не остыла! — наливал полный стакан, предлагая выпить за любовь, за сильных людей и красивых женщин. Тамара не могла устоять перед такими тостами и вскоре стала хмелеть. А ты Чикина как узнала? Где с ним познакомилась? — спросил будто между прочим. В консультации. Он по делу был. Материалы уголовника смотрел. Знакомился для защиты, но отказался, когда изучил, — говорила заплетающимся языком. А почему? Позиции для защиты не нашел. Вот это да! Что-то новенькое! — удивился Шнырь. Ну, чего нового? Возни много, а платил тот хмырь хреново. Потому отказался, я так поняла. Часто ты ему клиентов давала? Иногда. Он не у нас работал, но просили его! Звонили сверху. Я вызывала. Хоть и надоело мне все! Он не лучше других, но связи имел. Умел делиться с нужными людьми гонораром. Не то, что некоторые! — рассмеялась в лицо. Значит, тебе перепадало тоже? Хрен там! Я в той орбите не крутилась, но однажды заело. Высказала ему все. Он струхнул, а потом клеиться стал. Ну, как вы умеете! Цветы, конфеты, комплиментами засыпал. Я поначалу гнала его. Но… Нарвалась на звоночек по телефону: посоветовали быть умней и покладистей. Так-то оно, Вань. Бабья доля — колючки в поле. Давай выпьем за проклятую жизнь! — подняла стакан нетвердой рукой. Отваливай! Ты не лучше меня! Даже раньше сюда свалил. Кто влетел в бомжи, обратно в люди не вылезет. И ты не мечтай… Пустое все. Мечты постарели. И все потеряно. Все! Слышь? Наша весна — крест в изголовье, да и то, если бомжи не забудут его поставить и не перепутают изголовье с ногами… Если б так, не таскалась бы в ментовку к следователю! — сказал зло. Тамара словно от сна очнулась, стала трезветь на глазах: Следил за мной? — скривила рот в усмешке. Случайно мимо проходил, увидел тебя. Не трепись! Бомжи случайно возле лягашки не шатаются. И обходят ее стороной. Тем более, что недавно там «парился». Все думал, кто нам срань подложил? А ты не такой? Особый? Чистенький? Небось, случись что, родную мать не пощадил бы. Все вы одинаковы. Добьетесь своего и сталкиваете в яму. А выберется оттуда или нет, уже плевать. И он, и ты — дерьмо! |