Книга Заложники, страница 22 – Рин Дилин

Тамара повиновалась. Знахарь дотронулся большим пальцем до её лба, и она ухнула в картинки чужой памяти.

В палате остро пахло лекарствами, кровью, гноем и спиртом. От этих запахов кашель раздирал его грудь ещё сильнее, словно зверь, пытающийся выбраться наружу. Но он старательно сдерживал его, зная, что станет только хуже. Стоит кашлю только позволить прорваться, и он удушающими волнами до крови по губам станет терзать его, пока не придёт санитарная сестра и не вольёт ему в рот горькую микстуру.

В дверях палаты стояла его мать и о чём-то тихо разговаривала с молодым высоким доктором. Отец ушёл задолго раньше, даже не заглянув к нему в палату, и громко зло прошипел жене напоследок:

– Ещё один дохляк! Не можешь нормального крепкого сына мне родить, проклятая баба!

После этого мать посмотрела на сына такими глазами, что мальчик ощутил себя где-то очень сильно провинившимся и сжался от стыда на кровати. Но в чём же его вина, он понять никак не мог.

Мать поговорила с врачом и ушла, больше не взглянув на него. Доктор зашёл в палату и устало улыбнулся мальчику:

– Ну-с, Мишенька, как у нас сегодня дела?

Мальчик по-цыплячьи вытянул шею, заглядывая ему за спину и надеясь, что мать не совсем ушла и сейчас вернётся, но её всё не было и не было. От этих простых движений кашель снова прорвался и заставил его биться до судорог, выхаркивая из себя сгустки крови.

– Ну-ну, не надо так… Сестра! Сестра! – закричал доктор, повернул мальчика на бок, и принялся успокаивающе похлопывать по спине.

Мишеньке нравился этот добрый доктор. Его мягкие руки действовали порой лучше горькой микстуры, и злой кашель ненадолго выпускал мальчика из своих когтей, оставляя после себя булькотание, сипение и свист.

– Только зря лекарства переводим… – сказала пожилая медсестра, принеся микстуру, но наткнувшись на строгий взгляд доктора, осеклась и замолчала.

Доктор забрал у неё флакон и сам влил в рот извивающемуся в приступе мальчику лекарство. Он продолжал держать и гладить его по спине, пока оно не подействовало, и приступ не отступил.

– Ну, вот, Мишенька. Тебе уже намного лучше, – сказал доктор, – Ещё чуть-чуть и ты поправишься. Тогда мы выпишем тебя домой.

Но по его печальному взгляду мальчик понял, что это ложь. Ему было жаль расстраивать этого доброго усталого молодого мужчину, и он попытался улыбнуться ему, делая вид, что верит.

В палату вошла молодая красивая женщина, в светлом платье с кружевами и оборками, с одетой на высоко уложенные волосы шляпкой с широкими полями и цветами из ткани. Мишенька уже не в первый раз видел её и знал, что это жена доброго доктора.

– Вот ты где, – сказала она мужу, подставив щёку для поцелуя, – я сейчас зашла в кондитерскую и купила какие-то совершенно удивительные пирожные! – она вручила ему коричневую коробочку, перевязанную верёвочкой.

– Не стоило тебе сюда приходить, здесь столько инфекции… – начал было доктор, но она его перебила:

– Что же мне делать, mon chéri, если мой муж почти не появляется дома? – и улыбнулась ему.

Затем женщина посмотрела на Мишеньку и присела к нему на краешек кровати. Она вытащила из рукава своего красивого платья носовой платок и промокнула им покрытый холодной испариной лоб мальчика.

– Ну? Что скажешь, малыш? Ты не будешь против, если я ненадолго заберу у тебя доктора?