Книга Тайная помощница для ректора-орка, страница 52 – Татьяна Демидова

Подхожу к главному каталожному аппарату — громоздкой машине из латуни и тёмного дерева. Набираю код темы: «Синтез гормональных блокаторов на основе эмориума». Аппарат щёлкает, гудит, и на латунной ленте выбиваются номера стеллажей.

Иду вдоль бесконечных полок, сверяясь с лентой. Приходится использовать переносной левитатор, чтобы добраться до нужного фолианта. Пыль столбом стоит в воздухе, когда я снимаю с полки тяжёлый том.

Наконец, в руках у меня всё необходимое: «Практикум по нейтрализации эфирных катализаторов», «Современные методы гормональной стабилизации» и ещё несколько специальных трудов.

Сложив стопку книг, тащу её к своему столу в углу и погружаюсь в работу. Достаю чертёжные инструменты — циркули, линейки, рейсфедеры — и разворачиваю чистые листы пергамента.

Мысли постепенно упорядочиваются, тревога за Розу отступает. Остаются только формулы, схемы реакторов и точные расчёты.

В этой тишине я нахожу то, что искала, — не покой, но сосредоточенность.

— Приятно видеть такое рвение, — раздаётся за моей спиной низкий голос.

Вздрагиваю и оборачиваюсь.

Ректор Ирд неспешно идёт ко мне между стеллажами, его мощная фигура кажется ещё больше в полумраке.

Плечи непроизвольно напрягаются, спина выпрямляется. Поднимаю на него упрямый взгляд, готовясь к замечанию.

— Я приказывал отдыхать, — говорит он, останавливаясь по другую сторону стола. — И составлять схемы завтра.

Медленно поворачиваюсь к нему.

— Вы же сами говорили, что я должна стать выносливее, — парирую я, слегка наклоняясь вперёд. — Разве не это вы имели в виду? Работать, когда другие спят? Доводить дело до конца?

Мой голос звучит чуть громче, чем нужно, нарушая библиотечную тишину.

— Или вы имели в виду какую-то другую, удобную выносливость?

Не отвожу взгляда, чувствуя, как учащённо бьётся сердце.

Возможно, это усталость и обида говорят во мне, но мне кажется несправедливым, что он упрекает меня именно за за желание работать. А как я могу иначе, если в голове крутятся мысли о Розе, о Веритек, о родителях.

Уголок его губ подрагивает, и Дорхар тихо усмехается — низкий звук, от которого по коже пробегают мурашки.

Прежде чем он успевает что-то сказать, задаю вопрос, в котором слышны и вызов, и любопытство:

— А вы что здесь делаете в такой час? Разве ректорам не положено спать?

Его взгляд скользит по моим чертежам, цепко, считывая формулы за секунду.

— Сон бывает разным, — отвечает он, и голос теряет оттенок упрёка. — Иногда лучший отдых... закончить то, что не даёт покоя.

Дорхар делает паузу, золотистые глаза снова поднимаются на меня.

— Работай. Но если увижу, что начнёшь засыпать, лично отправлю тебя в постель.

Чувствуя, что играю с огнём, поднимаю бровь.

— Мою? — вырывается шёпот, полный намёка.

Глаза Дорхара вспыхивают в полумраке, в них мелькает что-то тёмное и одобряющее.

Он не отвечает, лишь разворачивается и уходит вглубь библиотеки, оставляя меня с бешено колотящимся сердцем и с полным осознанием, что эта ночь будет длиннее и сложнее, чем я предполагала.

Тишина закрытого отдела библиотеки нарушается только шелестом пергамента под моими пальцами и ровным гулом какого-то древнего механизма, спрятанного в стенах.

Я полностью погружена в схемы антидота, выводя изящные символы на разложенных листах.