Книга Герцогиня на службе у Короны. Кровь и Дух 2, страница 176 – Вера Ширай

Сердце стучало в груди, но его биение отозвалось в каждой клеточке моего тела. У меня шумело в ушах, словно вся кровь прилила к моему лицу, щёки горели.

Я уже не могла думать — мысли таяли, уступая место лишь ощущению его близости, тепла и уверенности в каждом движении. Его руки все так же поглаживали мои бедра, мешая мне мыслить здраво и анализировать ситуацию. Когда его губы вновь коснулись моей кожи, я непроизвольно выгнулась, не в силах сопротивляться желанию.

— Да. Я бы хотел. — прошептал он, не отвлекаясь.

Я уже была так сильно увлечена процессом, что едва услышала его негромкий, неразличимый ответ, и смысл слов растворился в моем стоне.

Уже на следующий день после пира я узнала всё — из разных уст, в разных комнатах: от сплетников, мнимых доброжелателей и просто тех, кто готов разносить любую новость, лишь бы услышали их голос.

Говорили, что на прошедшем балу герцог Терранс пил много — слишком много для человека его положения. И не без помощи товарищей и гостей из делегации: кто-то подбадривал, кто-то хвалил, кто-то просто не давал возможности увильнуть. Герцогу, мол, было неловко отказывать, и он пил с достоинством, как подобает мужчине чести.

А потом — как всегда бывает в таких историях — нашлась причина для новых пересудов. В миг скуки и лёгкой тоски по женскому вниманию к нему подошла леди Бриджит.

Её осиная талия и тщательно уложенные волосы, лёгкий невинный румянец, придававший лицу свежесть, и декольте, держащееся, казалось, лишь на честном слове — всё это, по словам очевидцев, не могло остаться без мужского внимания.

Говорили, что бывшая пара долго беседовала «мило», как уточняли особенно ехидные наблюдатели, а затем они закружились в медленном танце. Танце, где границы приличия таяли быстрее, чем свечи догорали в зале.

И всё же даже этим вечер не закончился. Леди Бриджит, как сообщали наблюдатели с особым наслаждением, подвернула ногу, а благородный герцог, разумеется, вызвался проводить её к месту отдыха.

Сплетники были довольны. Им хватило пищи для разговоров на неделю вперёд.

И, казалось бы, для всех разумных людей должно было быть очевидно — подобные слухи лучше скрывать от жены, «во благо бедняжки». Но за этот день меня навестило больше десятка особ. Едва я успела допить утренний чай, как двери начали открываться одна за другой — одни приходили с участием, другие с любопытством, третьи просто из любви к сплетням.

Кто-то, с видом прожившей жизнь и видавшей всё наставницы, говорил с сочувствием:

— Не переживай, дорогая. Все мужчины изменяют. Любовница — она, а ты жена, и в этом твоё преимущество.

Другие, напротив, пытались с особым рвением помочь — обещали объединиться, чтобы «вырвать с корнем» леди Бриджит из дворца. Судя по рассказам, за утро бедная дама трижды не смогла донести свой бокал до стола, неизменно натыкаясь на плечо какой-нибудь решительной супруги, спешащей защитить мою честь и всех благовоспитанных жен.

Некоторые приходили «пожалеть» меня, но уже через минуту говорили о собственных несчастьях: о мужьях, любовницах, предательствах. Я слушала и понимала: в этом замке верный супруг — редкость, почти миф, а чужое горе — лучший повод для дружбы.

И вот, кто бы мог подумать, что именно слухи о неверности мужа сблизят меня с женщинами двора куда больше, чем любые вышивки, чайные посиделки и учтивые разговоры о погоде.