Книга Хрущевка княжны Соколовской 3, страница 96 – Полина Змееяд

К моменту, когда подали десерт и чай, я едва не ерзала на стуле от нетерпения. Над столом царила загадочная атмосфера недосказанности: все обменивались какими-то незначительными фразами, за которыми чувствовался скрытый намек, но никто так и не начинал разговор всерьез. Дожидаются, когда я уйду?

– Полагаю вы, Маргарита Алексеевна, устали после столь сумбурных событий, – аккуратно заговорил Яринский, когда напряжение в воздухе достигло пика. – Не желаете ли отдохнуть? Думаю, разговор старых сплетников вас уже утомил.

Ага, точно пытаются меня выгнать. Пусть только посмеют!

Я повернулась к Морозову, ища у него поддержки, но тот кивнул словам старого банкира.

– В самом деле, с моей стороны настоящий эгоизм наслаждаться вашим обществом и не давать вам ни минуты отдыха, – его слова одновременно намекали и на то, что мне пора уйти, и на наши якобы проведенные вместе ночи, и звучали отвратительно. Но я все же выдавила из себя улыбку в ответ на них.

– Разве меня может тяготить ваше общество, дорогой жених? – почти пропела я так сладко, что у самой зубы свело от приторности. – Я бы хотела задержаться еще ненадолго. Вы ведь позволите мне эту маленькую вольность?

Говоря это, я впилась ногтями в его ногу, намекая, что сейчас мне уходить никак нельзя.

Морозов повернулся ко мне, я видела на его лице сомнения. Он явно понял, что говоря о «маленькой вольности» я имела в виду вовсе не возможность погреть уши над их разговором, а магию, и думал, стоит ли давать мне разрешение пользоваться ей.

– Как я могу отказать? – наконец ответил он, расплываясь в не менее приторной и до омерзения фальшивой улыбке.

Не медля ни мгновения, я с помощью магии окинула пространство взглядом и довольно быстро сосредоточилась на портфеле Разумовского, который стался в прихожей вместе с его верхней одеждой.

Внутри, в застегнутом на молнию тонком кармане, обнаружила тот самый лист, исписанный, судя по ощущению, с тем же изяществом, что и другие доносы. Вчитываться не стала, вместо этого повернулась к Морозову и злорадно улыбнулась. Он удивленно вздернул брови, явно ожидая какого-то интересного представления. Что ж, постараюсь его не разочаровать.

– Георгий Игнатьевич, – обратилась я к директору галереи, который выглядел вполне довольным и явно не ожидал подвоха, – вы сказали, что помните тот день, когда мы встретились впервые.

– О разумеется. Как я могу забыть первую встречу со столь удивительной женщиной? Ваш острый ум и деловая хватка просто поразили меня, – охотно принялся петь дифирамбы он.

– Поразили настолько сильно, что вы никак не смогли скрыть от меня то, насколько важна галерея для планов Михаила Юрьевича? – перешла в наступление я.

Разумовский подавился куском печенья – совершенно безвкусного, кстати. Со стряпней Влада оно не шло ни в какое сравнение. Глаза директора галереи забегали и наконец остановились на мне.

– Простите, но тогда я еще не понимал, не знал, что вы… Что вашего ума будет довольно, чтобы… Что… – он мялся еще несколько минут, так и не найдясь с ответом.

Я даже начала думать, что он в самом деле специально намекал мне на необходимость встречи с Шихте. Но сейчас это неважно: он явно знал, что проворачивает Морозов, и оставался на его стороне, так что мне не стоит мучиться угрызениями совести, подставляя его.