Книга Система «Спаси-Себя-Сам» для Главного Злодея. Том 2, страница 119 – Мосян Тунсю

Что же до другого шрама, у сердца, то тем более не следовало забывать об этом: он был оставлен, когда Шэнь Цинцю, тесня ученика к краю пропасти, сам того не желая пырнул его мечом.

Если подумать, всякий раз, когда он обращал меч против Ло Бинхэ, тот даже не пытался уклониться, без колебаний принимая удар. Потому-то именно этим всё и заканчивалось, хотя оба раза Шэнь Цинцю вовсе не желал ранить ученика. И вместо того, чтобы уврачевать свои раны, Ло Бинхэ, похоже, пальцем не шевельнул ради их исцеления – нет, он намеренно сохранял их, словно драгоценные реликвии.

Не так давно Шэнь Цинцю охотно поверил бы, что Ло Бинхэ лелеет эти шрамы, чтобы тем самым подпитывать жажду мести, но нынче он больше не мог закрывать глаза на прискорбную действительность.

Читая это безразмерное произведение, а позже пестуя главного героя, Шэнь Цинцю никогда не подозревал в нём столь чистого и невинного сердца. После того, как страстный любовник оригинального романа пал жертвой нежных чувств к существу своего пола, про звание «жеребца» можно было благополучно забыть – отклонившись в развитии куда-то не туда, он кончил тем, что стал уязвимее неопытной девы, беззаветно страдающей от любой обиды и при этом упивающейся своими муками.

А может, прежде он не замечал в своём ученике этой черты, потому что предпочитал об этом не задумываться? В конечном итоге Шэнь Цинцю так и продолжал считать Ло Бинхэ главным героем книги, сознательно сохраняя между ними дистанцию, и лишь от случая к случаю нисходил до того, чтобы уделить ему внимание, – в результате книжный образ обрёл над восприятием Шэнь Цинцю такую власть, что он вопреки всему притягивал живого человека к этой стереотипной модели.

Поэтому, оказавшись лицом к лицу с таким вот Ло Бинхэ, он ощутил невыносимую неловкость – по правде говоря, он понятия не имел, что же ему теперь делать.

Страдая от мучительного беспокойства, он не обратил внимания на тень кривой ухмылки, зародившейся в уголке губ Ло Бинхэ.

Очнувшись ото сна, Шэнь Цинцю перво-наперво узрел натянутую над ним белоснежную кисейную занавесь. Кто-то вошёл и, осторожно затворив дверь, шёпотом поинтересовался:

– Вы уже проснулись?

Повернув голову, Шэнь Цинцю бросил на него взгляд краем глаза.

Приглушённое сияние светильников ещё выгоднее, чем холодный свет луны, обрисовывало тонкое изящество черт незнакомца. В уголках его губ пряталась улыбка, ясное чело лучилось одарённостью, но самым поразительным в его внешности были глаза – в них светились нежность и живой ум.

Теперь-то Шэнь Цинцю понял, где он прежде видел этот взгляд. Подобную чистоту этим глазам могли придать лишь воды озера Лушуй.

Шэнь Цинцю резко сел, при этом с его лба свалился мешочек со льдом. Нагнувшись, незнакомец подобрал его и, положив на стол, тотчас заменил новым.

При виде столь трогательной заботы поток вопросов типа «Кто ты такой?» и «Чего тебе от меня надо?» застрял в горле Шэнь Цинцю. Сухо кашлянув, он ограничился сдержанным:

– Сердечно благодарю вашу милость за то, что вы протянули мне руку помощи во дворце Хуаньхуа.

Молодой человек улыбнулся, остановившись у столика:

– У людей есть пословица: «За единую каплю милосердия вам воздастся фонтаном благодарности^[51]», а милость, коей одарил меня бессмертный мастер Шэнь, несравнимо больше капли.