Книга Благословение небожителей. Том 1, страница 141 – Мосян Тунсю

– Хорошие слова.

– Какие?

– «Я хочу спасти простой народ».

Се Лянь скривился, как от пощёчины. Он свернулся калачиком, обеими руками закрыл лицо – и пожалел, что у него нет ещё пары, чтобы закрыть заодно и уши.

– Саньлан! – простонал он.

Хуа Чэн придвинулся и спросил совершенно серьёзно:

– Хм? Что-то не так с этой фразой?

Поняв, что тот не отстанет, Се Лянь перевернулся обратно на спину и пробормотал:

– Она глупая…

– И что с того? – возразил на это Хуа Чэн. – Когда кто-то ставит перед собой такие цели – неважно, спасти людей или истребить их всех до единого, – это достойно восхищения. А спасать всегда сложнее, чем истреблять, так что мне остаётся только восхищаться ещё больше.

Се Лянь покачал головой и лёг ровнее.

– От слов ещё надо не побояться перейти к делу, а дело довести до конца! – сказал он и прикрыл рукой глаза. – Впрочем, ладно. Фраза, которую запомнила Баньюэ, ещё не самая дурацкая. Когда я был моложе, я умудрялся говорить глупости и похлеще.

– О? Это какие? Расскажи, хочу послушать.

На какое-то время Се Лянь задумался, а потом вспомнил кое-что и улыбнулся:

– Когда-то много лет назад один человек сказал мне, что больше не хочет жить. Он спросил меня, ради чего это всё и какой в этом смысл, – принц взглянул на Хуа Чэна: – Знаешь, что я ему ответил?

Се Ляню показалось, что в глазах Хуа Чэна блеснул огонёк.

– И что же?

– Я сказал ему: «Если не знаешь, ради чего жить, живи ради меня. Не видишь смысла – на время сделай меня этим смыслом. Пусть я стану твоей причиной жить дальше».

Се Лянь невесело рассмеялся и покачал головой:

– Не понимаю, о чём я думал? Как мне вообще это в голову пришло?

Хуа Чэн не отвечал. Тогда Се Лянь продолжил:

– Такое можно сказать лишь в молодости. Когда веришь, что ты всемогущ, и ничего не боишься. Сейчас бы у меня язык не повернулся ляпнуть подобное. Не знаю, что дальше было с тем человеком. Стать для кого-то смыслом жизни – огромная ответственность. Что уж говорить о помощи всему простому народу?

В святилище Водяных Каштанов повисло тягостное молчание.

– В таком деле, как спасение мира, способ значения не имеет. Говорить такие слова в столь юном возрасте – это очень смело, но в то же время очень глупо.

– Да!

Хуа Чэн повторил:

– Глупо, но смело.

– Спасибо тебе, правда, – улыбнулся Се Лянь.

– Не стоит, – ответил Хуа Чэн. Какое-то время они оба смотрели на ветхую крышу святилища, а затем он снова заговорил: – Вот только, ваше высочество, мы знакомы всего несколько дней. Стоит ли говорить со мной так откровенно?

– А почему нет? – фыркнул Се Лянь. – Что хочу, то и рассказываю. Люди, которые знают друг друга несколько десятков лет, в одночасье могут оказаться друг другу чужими. Мы встретились случайно и так же случайно можем расстаться. Сойдёмся характерами – будем вместе, нет – ну, что ж… Любое пиршество рано или поздно кончается. Так что какая разница, с кем говорить откровенно?

Хуа Чэн тихо рассмеялся, а потом неожиданно сказал:

– А если… – и замолчал на полуслове.

– Что – если? – повернулся к нему Се Лянь.

Хуа Чэн обратил свой взор вдаль, на прохудившуюся крышу, и Се Лянь мог видеть только левую половину его прекрасного лица.

– Я некрасив, – пробормотал Хуа Чэн.

– А?

Тогда он слегка повернул голову и повторил:

– Если в настоящем облике я некрасив, ты всё равно хочешь это увидеть?