Онлайн книга «Утро без рассвета. Колыма. Книга 1»
— Послушай, что это с Андреем стряслось? Я его не узнаю. Ни с кем говорить не может. Хамит. Матери грубит, на каждом шагу. Твоя это работа? — С чего бы такое? Я тут при чем? — опешил Гиря. — Как при чем? Он же с тобой работает. От тебя и нахватался всего. — Ошибаешься, Василий Иванович. Парень мужчиной становится. Меняется характер. — С твоею помощью меняется! — Это от меня не зависит. А ты чего хотел? Чтоб вырос скользким и сладким как леденец? — О такой леденец, каким он становится, все мы скоро зубы поломаем. — Надо переждать это время. — Нет уж! Мне некогда. — Но ты не кипятись, я сам с ним поговорю. Узнаю, может что случилось? Ты не лезь пока. А то дров наломаешь, — уговаривал Панкратова Семен. — Ты понимаешь, я с его отцом всю войну в одном полку прошел. Я хоть и без ног, но жив. А его нет. При переправе через Вислу был ранен. Умирал в сознании. Просил, если повезет мне, о сыне его не забывать. Так-то вот. А у меня не он один. Все село. Весь совхоз в думках моих сидит. И страх, и радость за них ночами спать не дают. Так ты пойми меня. Я за этого — до смерти своей, перед погибшим в ответе. Поговори с ним. Может еще не опоздали мы. Характер ломать сложно. Но он еще мальчишка. Помоги мне, Сем. Уставать я стал нынче… Один не могу управиться. На следующий день. Гиря пришел в дизельную утром. Андрей, увидев его, немало удивился. Не знал, не догадывался о причине прихода. Ведь двигатели работали нормально. Ремонта не предвиделось. Но поселенец сел у столика. Внимательно смотрел на парня, изменился он. Вон и усы пробиваться стали. И лицо посуровело. Глаза не шныряют по углам мячиками. — Сядь, Андрей. Поговорить я с тобою пришел. Парень сел. Удивленно смотрел на Гирю. — Не нравишься ты мне. Почему такой стал? — Какой? — покраснел Андрей. — Ты почему сволочью стал? — Что? — побледнел парень. — Что слышал. — Уж не ты ли меня переделать собрался? На себя бы глянул! Кто ты? Вор! — Молчи, поганец! — подскочил Гиря. Он схватил Андрея за грудки. — Щенок! Тебе ли говорить! Я за свое отсидел. За каждую ошибку свою. Кровью рассчитался! — Ты! Кровью? Молчал бы! — крикнул Андрей — И кровью! И жизнью! И здоровьем! И не тебе, засранцу, говорить мне гадости! Язык вырву! Я свое отбыл. Прошло. А ты зачем суешься? Куда лезешь? Иль тебе моих ошибок не достает? Сопляк! — Отпусти меня! Не прикасайся! — Я тебе покричу! — резкая пощечина сбила Андрея с ног. Он упал на пол. Из носа кровь хлынула. Парень встал. Вышел из дизельной. — Иди! Беги! Жалуйся! — крикнул вслед Гиря. Прошло полчаса, Андрей не возвращался. Семен не на шутку испугался. И вышел из дизельной. Андрей сидел у бочки с водой, останавливал кровь. «Не побежал жаловаться. Значит, крепкий характер будет», — подумал Гиря. — Иди в дизельную. Чего сопли распустил здесь? — подошел он к Андрею. — Уйди! — Я уйду сейчас! Я так уйду! А ну пошел! — рванул он Андрейку так, что тот не вошел, влетел в дизельную. — Ты говоришь — я вор! Да? Ну, вор! Да только не забывай — бывший! И я у чужих воровал! Но не у своих, как ты! — Я у своих ворую? — опешил парень. — Не деньги, как я! Здоровье! Деньги нажить, заработать можно. А ты воруешь то, что ничем не приобретешь. Ты не просто вор! Ты становишься душегубом! Убийцей! И не кого-нибудь, а собственной матери! А это — похуже любого воровства! — Ты мою мать не трожь! — Заткнись, поганец! Ее, кроме тебя, никто в могилу не сводит. Была война! Теперь ты! Негодяй! Паршивец! — Тебе какое дело? — Мне? Да я тебе, паскудину, душу вытряхну, если ты мать свою гробить начнешь. — О своей заботься. — Если бы она у меня была! Да только умерла она, когда я еще ходить не начал. Отец, как и у тебя, погиб. Только в гражданку. С дедом я рос. А матери не помню. Совсем не помню ее. Если бы она у меня была. Эх ты! Я б жизнь свою отдал, чтобы она жила. Моя мать. Я в детстве все пытался вспомнить ее и не смог. Все звал ее. Но она не слышала. Я замерзал в кровати и искал ее, чтоб согреться. Я был мал. Я рисовал ее. Такою, какой представлял по рассказам деда. В лесу я блудил не раз. Звал не деда — ее! Болел — к ней обращался! Но ее не было! Нет! Андрейка с удивлением смотрел на Гирю, таким он его никогда не видел. — У меня не было игрушек в детстве. Была одна. Старый дедов носок набитый паклей. Я его матерью звал. Нарисовал углем глаза, нос, рот. И прятал от деда. От чужих глаз. Я ей рассказывал все. И жаловался. И просил у нее поесть. Ее укрывал одеялом, чтоб не замерзла. Сам себе придумал мать. И грелся. Душою. Да разве тебе это понять! Ведь только она могла уберечь меня от беды. Сердцем, руками своими. У игрушки этого не было! Да и детство прошло. А ты живую мать не ценишь! Ты, не знавший горя, другим его причиняешь! А за что? Тебя разве били чужие люди! У тебя отнимали хлеб? Ты кого отталкиваешь? Чьи руки? А ты имеешь на это право? Так кто из нас больший вор и негодяй. Кто преступник? Андрей сидел тихо, молча, смотрел в пол. — Я за свою жизнь, пусть и поганой она была, никогда не сделал зла тому, кто мне добра хотел. А деду не только плохого слова за все годы не сказал, даже помыслом худым не обидел. А мать… Да что там. В лагерях, где все дерьмо в одну кучу было собрано, слово это было свято. Для всех! Понял? Даже там! Где все человеческое давно потеряно. А ты! — Да я ей ничего плохого не сделал. — А почему хамом стал? — Я тебе не обязан отчитываться! — вспылил Андрей. — Себе отчитаешься. Но только смотри, чтоб поздно не было. Андрей сник. Сидел в углу стола. Молчал. Семен курил, отвернувшись от парня. — Ты когда-нибудь любил? — спросил неожиданно Андрей. Гиря даже спиной вздрогнул от неожиданности. Растерялся. Ответил честно: — Нет. — Да. Вот я слышал, что без этого человек впустую прожил, — сказал Андрей. — Хм. Кто это тебе натрепался? — Все так говорят. — Ерунда! Как это впустую? Вот, положим, на войне, я тоже слышал, гибли парни. Без любви. Так что зря жили? — Они — особый случай. — А в лагерях сколько таких, кто про любовь эту ничего не знал. — Эти сами виноваты. — Ишь ты! Виноваты! Много понимаешь! — А я вот полюбил, — сказал Андрей. — Что?! — Семен подскочил, словно ему кто-то исподтишка нож и бок воткнул. — Ты что сказал? |