Книга Фабрика воспоминаний, страница 10 – Клелия Ренуччи

Когда явились первые гости, по квартире разливалось остинато аккордеона «Оркестрины» Паоло Конте. Актер Жозеф с шелковым шарфом на шее и в коричневом вельветовом пиджаке снял с плеча сумку и подошел к Габриэлю, раскинув руки для объятий.

Народу становилось все больше, и Габриэль прибавил громкость музыки. Сообразив, что в плейлист неведомым образом закрался ремикс Помпуньяка на «Портрет птицы» в декламации Превера, он немедленно переключил трек, и из динамиков полилась композиция «Кингсмен» «Луи, Луи». Наконец прибыл лучезарно улыбающийся Эдуард, и собравшиеся кинулись ему навстречу. Не снимая пальто и кашне, он провел рукой по волосам, приглаживая их, а затем стал обнимать всех подряд.

— Жозеф! Рад тебя видеть, ты уже успел промочить горло? Нет? Сейчас налью тебе шампанского!

Жозеф кивнул. Эдуард отвернулся и обратился к начинающему писателю, обутому в черные сапоги.

— Как продвигается работа над романом?

— Со скрипом. Все не сочиню для Болтански нормальную биографию.

Заиграл трек группы «Кинке», Эдуард отступил на шаг и поцеловал молодую кудрявую актрису.

Чуть поодаль косматый эколог рассказывал Саре, сколь полезна для здоровья рисовая лапша, ведь она не содержит глютена. Перехватив умоляющий взгляд Сары, Габриэль подошел к ним и, вкрадчиво произнеся: «Извините, неотложное дело», спас свою подругу от необходимости выслушивать нудятину.

Трое гиков, создателей видеоигр, болтали о своем и, похоже, понимали друг друга с полуслова. При этом они не выпускали из рук пивных бутылок, словно лишь они кое-как удерживали их в реальной жизни. Наконец, двое режиссеров рекламного кино спорили на тему англицизмов со скрипачом, чья спина была такой же ровной, как футляр его скрипки.

Эдуард периодически поглядывал на входную дверь, словно побуждая припозднившегося гостя скорее войти.

И вот наконец на пороге возник высокий брюнет, небритый и непричесанный, в мятом бежевом льняном пиджаке и под руку с двумя молоденькими красотками. Это был Антуан, друг детства Эдуарда, фотограф, который неизменно появлялся в компании своих моделей, как правило, русских или молдаванок, чьи расшитые пайетками платья блистали до того ярко, что притягивали к себе все взгляды и заставляли тускнеть люстры.

Он обратился к Габриэлю:

— Принеси мне, пожалуйста, какой-нибудь коктейльчик, «Московский мул» например, и скажи брату, что я хочу познакомить его с одной замечательной актрисой! Верно? — добавил он чуть тише и погладил по щеке девушку справа от себя.

Габриэль, делая вид, что остолбенел перед лицом такой неотразимой прелести, пошел за Эдуардом, пафосно восклицая:

— Брат мой, брат мой, неужель ты ничего не видишь?

Увидев, что Эдуард разговаривает с актерами, Габриэль решил не отвлекать его.

— У артиста есть только два источника самовыражения, ты согласен, Жозеф?

Тот сдержанно кивнул.

— Если точнее, дыхание и позвоночник. Я ничего не выдумываю, так сказал Жан-Луи Барро.

Габриэль насторожил слух и принял бокал, предложенный ему официантом, но отказался от куриного шашлыка с соусом сатай.

— Эти два источника можно сравнить с мехами и кнутом, они пружинят в ответ на сердечные порывы и резонируют на протяжении всей нашей жизни: систола-диастола, систола-диастола, тамтам, там-там…

Замолчав, Эдуард глубоко вздохнул, и остальные невольно сделали то же самое. Артисты, окружившие Эдуарда, смотрели на него зачарованно, и Габриэль вдруг отчетливо понял, что брат действительно наделен талантом приковывать к себе внимание и властвовать над мыслями, а значит, и руководить театральной труппой.