Книга Фабрика воспоминаний, страница 69 – Клелия Ренуччи

Изобретательность француженок не знала границ. Запрет на ношение кожаных сумок, производство которых было отменено указом 1941 года? В моду немедленно входит модель «Ограничения», шьется она из обычной клеенки и завязывается простым шнурком. В продаже больше нет шелковых чулок? Не беда, парижанки начинают красить ноги разведенной настойкой йода, которой дали ироничное название «Ни ниточки», а сзади на голени рисуют темную линию, имитируя чулочный шов.

С января сорок первого кожаные ремни для женщин не должны быть более четырех сантиметров в ширину? В моду тотчас входят узкие ремни! Мастера уже выставляют на продажу модель «Затягиваемся потуже».

Крупные дома мод адаптировали свои творения к новым реалиям, и их дерзость поражала Габриэля. Жанна Ланвен в декабре 1942 года посвятила коллекцию одному дню из жизни типичной парижанки. Так, в нее вошли удобное пальто «Стою в очереди», короткое платье «Сегодня вечером кое-куда иду» и одежда для дома «Греюсь» и «Вместо центрального отопления».

Сирену тревоги включали почти еженощно, хотя бомбежки были редки. Габриэль обнаружил удивительные сцены в воспоминаниях об отеле «Ритц» на Вандомской площади, бомбоубежище которого напоминало элегантную гостиную с добротно меблированными подвалами, где постояльцам предлагались меховые шкуры и спальные мешки от Эрме, Скиапарелли и Ланвен.

Джакомо и Ориана вступили в ряды Сопротивления в январе 1941 года. Джакомо участвовал в действиях третьего отряда, прикрепленного к «Фран-тирёрам и партизанам». О его деятельности Джакомо тоже оставил воспоминания, основной задачей отряда были железнодорожные диверсии в столичном регионе.

Ориана сотрудничала с Управлением воздушных операций, которое предоставляло жилье и обустраивало быт агентов, прибывающих из Лондона, снабжая их удостоверениями личности, талонами на питание и давая профессиональное прикрытие. Габриэль не сомневался, что, будь Ориана мужчиной, она непременно стала бы парашютисткой.

Красота, подвергавшая ее опасности в этом мире, полном представителей сильного пола, подчас превращалась в оружие. К примеру, Ориане не раз удавалось пройти через немецкие посты, возвращаясь с футляром для виолончели, полным фальшивых документов и подпольных газет, из Нормандии, куда она регулярно ездила навестить дочь Луизу, которую поместила в пансион.

— У вокзала Сен-Лазар, — рассказывала она однажды Джакомо и лондонским агентам, прятавшимся в подсобке мастерской, — только что взорвали железнодорожные пути, и пересадка пассажиров происходила в Батиньоле. Я как можно незаметнее приблизилась к немецким солдатам, отвечавшим за досмотр багажа. Французская полиция им помогала. Притворившись, будто запыхалась, я положила свою «виолончель» на тротуар, повздыхала, мол, она для меня слишком тяжелая, и с улыбкой попросила французского полицейского помочь мне донести ее до вагона, на что он галантно согласился. Так я миновала блокпост, и немцы были уверены, что французы только что проверили меня, а может, и арестовали. И вот результат, — с гордостью заявила она, распахивая футляр.

В процессе подготовки к радиопередаче о пантеонизации Габриэль тщательно отбирал истории о Сопротивлении, которые намеревался включить в интервью. Он участвовал в этой работе с большим рвением, однако его беспокойство росло, ведь Габриэль понимал, что рано или поздно воспоминания Джакомо об Ориане закончатся.