Книга Шоколадница в Академии магии, страница 115 – Татьяна Коростышевская

– Ну что там еще, Рене? – монсиньор недовольно отодвинулся.

– Минуточку… – Картан извлекнужный лист. – Мадемуазель де Бофреман обвиняет…

Ну вот, и до меня дошла очередь. Держись, Катарина, сохраняй достоинство.

Я поднялась, выпрямила спину, почувствовала, как по ней стекает струйка противного пота. Один и автоматонов, повинуясь неслышной команде кастелянши, передал ей бархатный, расшитый золотой канителью кошель.

– …обвиняет мадемуазель Гаррель…

– Прошу прощения, монсиньор, многоуважаемые мэтры, позвольте… – Арман де Шанвер протиснулся к столу и продолжил уже потише: – Учитель, умоляю уделить мне несколько минут с глазу на глаз.

– Шанвер, – ректор дружелюбно улыбнулся, – вы буквально исходите силой. Болезнь отступила? Вы последовали моему совету?

Что ответил Арман, я не расслышала. В висках больно стучало: «болезнь», «сила», «совет».

– Ну, разумеется, – Дюпере стал выбираться из-за стола. – Картан, прекратите ко мне липнуть! Ну и что, что бумаги? Напишете еще. Обождите. Кража? Опять? Клянусь, если еще хоть кто-нибудь посмеет подать жалобу об обычной краже лично мне…

Протискиваться ректору не пришлось – все почтительно расступились, освобождая ему дорогу, ему и Шанверу. Арман шел в полушаге позади от своего учителя, а поравнявшись со мной, улыбнулся и шепнул:

– Все будет хорошо.

Хорошо? У меня пол уходил из-под ног. Болезнь… сила… совет…

Они мужчины, аристократы, сорбиры и непременно друг с другом обо всем договорятся. Такова жизнь. Болезнь… сила… совет… Ты станешь кормом, Катарина, той самой разбитной девицей, которую берут в спальню, чтоб получить от нее нужные эмоции. А знаешь, что самое ужасное? Тебе это понравится, уж будь спокойна – об этом позаботится сорбирское заклинание.

Монсиньор со своим учеником вышли за дверь.

– Гаррель… – в голосе Делфин Деманже звучала непритворная тревога.

Я не смогла произнести ни слова – боялась разреветься. Девушка поняла мое состояние, обняла, погладила по плечам, зашептала:

– Что бы ни натворила, глупышка из Анси, уверена, это было не со зла. Монсиньор Дюпере строг, но справедлив, он благороден, он обязательно со всем разберется.

На несколько прекрасных мгновений я позволила себе расслабиться. Но ректор вернулся в залу, и Делфин отстранилась, присела на стул рядом со мной. Я же стояла столбом, ожидая приговора. К «столбу» неожиданно прислонились, и так как «столб» был маролослым, подбородок Шанвера оказался намоей макушке:

– Учитель вошел в наше положение, Кати… Можно тебя попросить не пользоваться больше волосяной пудрой?

– Ваша светлость меня с кем-то путает, – сказала я безэмоционально, – по правилам академии простолюдины должны забеливать прически.

– Злюка… Сядь.

Он тоже присел, оказавшись таким образом по мою правую руку, по левую была Дерфин Деманже. Она бросила на меня многозначительный взгляд. Монсиньор о чем-то спорил с секретарем, мэтр Картан обмахивался листочком, как веером.

– Мы ждем Мадлен, – пояснил Арман, придвигая свой стул поближе, и наши колени соприкоснулись, – чтоб она официально отказалась от обвинений.

«Понятно», – подумала я.

– Надеюсь, мадам Информасьен скоро надоест развлекаться, и она доставит великолепную гордячку Бофреман к месту назначения, – Шанвер улыбнулся. – Призраки Заотара могут быть мстительны.