Книга Жнец и Воробей, страница 142 – Бринн Уивер

— Фионн, — выдыхает Лаклан и идет к нему. Они обнимаются. Долго. Вспоминаются другие моменты. Выпуск Фионна из медицинской школы. Приезд из Слайго в Бостон, в нашу первую собственную квартиру, в безопасное место. Или то смутное воспоминание, как мы впервые увидели нашего младшего братишку в больнице после рождения. Тогда я, конечно, был мал, но чувствовал эту невыносимую боль. Смерть матери давила на Лаклана тяжелым грузом. Но была и любовь. Она была в том, как Лаклан держал младенца на руках. И сейчас, когда он обнимает Фионна, я вижу ту же любовь.

— Прости, — шепчет он. За все наши годы вместе яникогда не видел, чтобы плечи брата дрожали так сильно. Я никогда не видел, чтобы он плакал, даже когда мы были маленькими. Он быстро повзрослел. Вел нас сквозь тьму, был нашим маяком в ночи, которая казалась бесконечной. — Я не знаю, как всё исправить. Мне очень жаль, Фионн.

— Это не твоя вина, — говорит Фионн, отстраняясь и глядя Лаклану в глаза. И тут я понимаю, что младший брат изменился. Больше нет того Фионна, который был одержим карьерой и соответствием чьим-то ожиданиям. Он… умиротворенный. Он спокоен. — Ты никогда не был виноват, Лаклан. И я бы связался или вернулся домой раньше, если бы мог. Мне просто… нужно было время. Чтобы перезагрузиться, наверное. Время, чтобы во всем разобраться, не полагаясь на вас обоих. Ну, или только на тебя, — он кивает в мою сторону. — Этот всё равно выглядит как помойный гоблин.

Лаклан издаёт какой-то жалкий смешок и поворачивается, смотря на меня покрасневшими глазами.

— Кажется, мы только что официально заменили твою кличку Говноед. Помойный Гоблин тебе подходит.

— Тем более, он теперь навсегда зелёный, — поддакивает Ларк. Когда я бросаю взгляд в её сторону, она стирает слёзы со щёк тыльной стороной ладони.

— Слушайте, это что, правда навсегда? — спрашиваю я, отдирая чешуйку, приклеенную к щеке. Фионн чешет свою небритую челюсть, наблюдая за мной из-под руки Лаклана. — Она отвалится вообще?

— Ты что, её вытатуировал, дебил?

— Конечно, нет, гений хренов.

— Да успокойся, скорее всего, всё будет нормально.

— «Скорее всего» как-то не очень успокаивает, — говорю я, но Фионн просто пожимает плечам.

— Ну, тебе, скорее всего, придётся подождать, пока клетки кожи не обновятся.

— И долго ждать?

— Пару недель.

— Пару недель?! — повторяю я за ним, а Слоан хохочет где-то рядом.

— Ну, если будешь тереть два раза в день. А так, может, и месяц, — говорит Фионн. Я смотрю на Слоан, но она только головой мотает. Я делаю всё возможное, чтобы выглядеть расстроенным, что, если честно, не так уж и сложно, и иду к своим братьям.

— Срочные обнимашки. Даже помойным гоблинам нужна любовь, — с распростёртыми руками я хватаю своих братьев, и, хотя они протестуют, но обнимают меня в ответ.

— Ты идиот, — шепчет мне Фионн, пока мы прижимаемся лбами.

— А ты — придурок, который ест птичий корм, — заступаетсяЛаклан за меня.

— А ты — вечно задумчивый засранец, — говорю я, он ухмыляется, и в его глазах снова появляется блеск. Я сглатываю, чтобы тоже не заплакать. Кажется, как будто смещённая кость наконец встала на место, как будто я не мог дышать без боли, и вдруг, всё исчезает. И, судя по тому, как братья смотрят на меня, они чувствуют то же самое. — Вы бы не были такими красивыми драконами, как я. Но я всё равно люблю вас.