Книга Смертная, страница 166 – Мария Сакрытина

– Кинжал! – требуют в унисон Саргон и змей.

– А-а-а! – вопит Гнус и кусает Юнана за руку.

Тот роняет клинок, царь тут же его подбирает и торопливо оглядывается.

– Успокойся, мальчишка, лучше прислушайся. – Царь изо всех сил старается не выглядеть взволнованным. – Куда нам идти. Ну?!

– Да, Лииса, куда? – машет лапками Гнус.

– Налево, – говорю я, и через паузу повторяет Юнан.

– Бегом! – приказывают змей с Саргоном, у которых словно один голос на двоих.

Юнан не может бежать – он спотыкается, оседает на пол, а мои руки проходят сквозь него. Бесполезная – сейчас я особенно остро это чувствую, однако времени на самобичевание нет. Я встречаюсь взглядом со змеем и выдыхаю:

– Бросишь его – останусь с ним. Без нас не выберетесь.

Змей исчезает у Саргона за пазухой, и царь, помедлив, возвращается. Хватает дрожащего сына за руку, рычит:

– Цепляйся за плечи, я тебя понесу.

Это сродни чуду, думается мне, хотя Саргон, конечно, просто хочет жить. Однако бежать быстро с Юнаном на спине он не может, и я, ловя отчаянные взгляды духов-защитников, умоляю камни, землю, небо – кого‐нибудь! – смилостивиться и помочь нам. Умолять я умею хорошо.

Выход – расщелинанаружу – открывается как раз, когда галлу появляются за поворотом. Еще бесформенные, не напившиеся человеческого ужаса ледяные сгустки голода, о котором даже думать страшно. Я останавливаюсь у щели в потолке, за которой раскинулось необычайно яркое звездное небо. Змей скользит по камням, Саргон лезет следом, стиснув зубы, цепляясь за выступы ровно там, где до этого прополз его защитник. Гнус, вереща, подталкивает Юнана, который скорее мешает отцу, чем помогает. Я поворачиваюсь к галлу – в ледяной тьме разом загораются десятки глаз.

Саргон и Юнан исчезают в звездном окошке.

– Лииса, давай же! – Гнус появляется в расщелине, свешивается, тянет ко мне лапы. Он слишком высоко, мне не добраться.

Я прислоняюсь к стене, собирая последние крохи благодати, хотя сердце от ужаса готово выпрыгнуть из груди. И тут по камням ко мне соскальзывает змей.

– Держись, – шипит он. И повисает у меня перед глазами, как живая веревка.

«Зачем? Ведь я Саргону уже не нужна», – стучит в голове, когда я хватаюсь за него, и Гнус каким‐то чудом вытаскивает нас обоих.

Стена закрывается ровно в тот момент, когда я падаю на холодный песок. Полоса горизонта окрашивается розовым, звезды тускнеют, и на небосклон стремительно выезжает возродившийся бог-солнце, проклятый вечно жить и умирать.

– Ты пуста, – свистит змей.

Я поднимаю голову. Саргон с Юнаном смеются в унисон – наверное, от облегчения. Сейчас, в утреннем сумраке, они кажутся похожими, как… отец и сын.

– Да.

– Еще одно твое отличие от защитника. От слабости ты не становишься меньше.

– Тогда кто же я?

Змей поворачивает голову – и вдруг кидается на огромного черного жука. Вскрикивает Гнус, замолкает Юнан, и Саргон оборачивается, поднимает кинжал.

Жуки вмиг покрывают собой песок, и огромные – настоящие великаны – чернокожие люди появляются из-за барханов. Они обезоруживают Саргона, заламывают руки Юнану. Я вижу, как барахтается рядом Гнус, как брызжет ядом змей.

У меня нет сил шевелиться. Я закрываю глаза и позволяю жукам залезть мне на грудь, плечи, шею, лицо.

Кажется, я перестаю быть.

Хилина

Под утро на горном лугу я нахожу коня. Не настоящего – в смысле, не из плоти и крови. Это дух, слуга моего младшего брата Мардука. Точнее, брата Шамирам, но и моего, получается, тоже. Конь кажется огромным, из его глаз вырывается пламя, а из ноздрей – дым. Точь-в‐точь монстр из фильма ужасов. Конь всадника апокалипсиса.