Книга Маша и Гром, страница 112 – Виктория Богачева

Тогда, в девяносто третьем, мы даже еще не встречались. Изредка он просто появлялся в моей жизни и делал дорогие подарки с барского плеча. Мне не хватило мозгов, чтобы задуматься обо всех его странностях. Может, я просто закрывала на них глаза, когда заглядывала в холодильник, а он ломился от принесенной Бражником еды, а в вазе стояли роскошные розы?

Зачем он делал это, если между нами ничего не было? Я не знаю. Тешил свое эго, когда одаривал двух полунищих женщин милостями? Воображал себя принцемиз сказки, а не бандитом?

А о чем думала я, когда хлопала ресницами и заглядывала ему в рот, и искренне им восхищалась, и слушала истории про его пацанов и какие-то странные «дела», которыми они вместе занимались?

Я была наивным, тепличным цветочком. Я видела в людях только хорошее. И я дорого за это поплатилась.

Спустя несколько месяцев Бражник пропал на полгода. Наверное, сидел какое-то время в камере. Мне же наврал про командировку заграницу. Ха. Я должна была задуматься еще тогда, какие у него могут быть командировки, но он притащил мне черный кожаный плащ на весну и целую стопку новеньких колготок. И я забыла обо всех неудобных вопросах.

Когда он вернулся, я согласилась стать его девушкой. Теперь я вижу, как сильно я его забавляла: молоденькая глупышка без критического мышления, которая верила каждому его слову и не уставала благодарить за подарки. Он был безумно доволен, что стал моим первым мужчиной. Я помню выражение его лица: отвратительная смесь гордыни и бахвальства.

А потом он меня ударил. Я не успела приготовить ужин к его возвращению домой, и он отвесил мне болезненную, унизительную оплеуху. Я упала ему под ноги на кухонный пол, а он, посмотрев на меня, вышел в коридор. Хлопнула входная дверь, и я осталась в квартире в одиночестве.

Конечно, он извинился. Завалил меня цветами и золотыми цапками — наверняка краденными. Таскал каждый день букеты.

Конечно, я простила.

К тому времени я уже начала понимать, чем он занимался. Потихонечку исчезали мои розовые очки. У него был плохой день, говорила я сама себе, замазывая тональником синяк на половину щеки. И работа у него сложная. Много стресса, много нервов. Он меня любит. Просто вышел из себя, ничего страшного. Один раз же…

Конечно, случился и второй, и третий, и четвертый… Спасло меня то, что на пятый раз Бражник вылил на меня кипяток. Уродливые шрамы от ожога останутся со мной до конца жизни, но, по меньшей мере, эта жизнь у меня будет.

Хотела бы я думать, что ему не удалось меня сломить. Но это тоже будет лишь полуправдой. Он совершенно точно меня надломил, и спустя два года призраки прошлого преследуют меня в кошмарах и в воспоминаниях. А теперь еще и в реальности — менты начали копать старое, архивное дело.

Да, я всадила этому козлу пулю прямо в сердце — иронично, что он сам научилстрелять меня в тире. Тогда он забавлялся. Когда же я направила на него пистолет и щелкнула предохранителем, Бражнику было уже не до веселья. Никогда не забуду его шокированное, растерянное лицо и изумленный взгляд. Воспоминание об этом будет утешать меня до конца жизни. Хоть что-то.

И как я могу рассказать обо всем Громову? Как признаться в убийстве Бражника, не объяснив свои мотивы? Но я не хочу признаваться в своей слабости и глупости, я до сих пор стыжусь, что позволила такому с собой случиться...