Книга Последняя из рода. Скованные судьбой., страница 11 – Виктория Богачева

Перед глазами замелькали вспышки воспоминаний: палачи Императора держат ее, пока кузнец заковывает ее в кандалы. Он орудует молотом, даже когда оковы уже на ней, и она боится, что неловким ударом он раздробит ей кости на ногах... Она извивается в руках мужчин, чувствуя себя жалкой и беспомощной, и кричит, кричит, кричит, пока не слышит, как защелкивается последнее крепление, и наступает тишина и пустота, ведь она потеряла связь с собственной магией...

Талила очнулась на татами. В углу, в который она забилась, пока не властвовала над собственными чувствами. Муж стоял в нескольких шагах от нее, по-прежнему держа в руках цепи, и смотрел на неетаким взглядом...

Сцепив зубы, Талила поспешно взвилась на ноги. Щеки были мокрыми от слез, из носа даже пошла кровь. Она представила, как жалобно лепетала какие-то глупости, моля не возвращать цепи, и болезненно скривилась.

Жалкая, никчемная, недостойная наследница.

Смахнув слезы с лица и утерев тыльной стороной ладони кровь, она выпрямилась и вытянула руки, показав, что готова. Поднять взгляд на мужа у нее не было сил и потому она уперла его в татами. Щеки пылали от стыда. Как она могла так потерять контроль?.. Верно, Клятвопреступник от души позабавился, наблюдая за забившейся в угол, испуганной и сломленной женой...

Талила вздрогнула и съежилась, и прокляла себя за это, когда муж подошел к ней и продел цепь, соединив кандалы на руках. К горлу подступила тошнота, и она принялась старательно дышать через нос, пытаясь пережить приступ. Ей показалось, что муж чуть подался вперед, словно хотел что-то сказать.

Слава Богам, он промолчал.

Очередного издевательства она могла бы не вынести.

Она вздрагивала каждый раз, когда щелкали кандалы: на левой ноге, на правой. Затем забренчала соединившая их цепь...

— Это только твоя вина, — сказал Клятвопреступник, закончив.

Он отряхнул руки и завел их за спину, и, вопреки ожиданию Талилы, не выглядел довольным.

— Ты уничтожил мой род по приказу Императора, — она посмотрела на него, словно на душевнобольного.

Истерика, которую она даже не запомнила, выпила все ее силы, и потому сейчас она говорила тихо и совершенно спокойно. Сухим, безжизненным голосом.

— Ты отрубил голову моему отцу.

Клятвопреступник молчал. Смотрел на нее, и она ничего не могла разобрать в его темном, тяжелом взгляде.

— Вы заточили мою магию и заковали в цепи, словно рабыню... — ее голос опустился до свистящего, полного черной ненависти шепота. — И ты смеешь... смеешь говорить что-то... о моей вине? — прошипела Талила, выплюнув ему в лицо последние слова.

Она едва успела заметить, когда муж подошел к ней: столь стремительно и резко он двигался. Он схватил ее за плечо левой рукой и рывком притянул к себе, и ей пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в глаза.

— Уже сдалась, Талила? — спросил он уничижительно, стегая ее каждым словом, каждой усмешкой. — Хнычешь, словно дитя, у которого отобрали игрушку! Ты воин! Или тызабыла? Увидела кандалы и затряслась? Где твой внутренний огонь? Как ты посмела позволить пламени так быстро погаснуть?

Она слушала его с широко раскрытыми глазами, завороженная тем пламенем, которое полыхало в его взгляде. И не могла поверить тому, что слышала.

— Ты... — просипела на выдохе и вскинула руки, пытаясь добраться до ненавистного лица. — Ты... — она задохнулась собственной злостью. — Я убью тебя.