Книга Отрада, страница 91 – Виктория Богачева

Еще крепче стиснув кулак, косматый мужик нахмурился, подавив рычание. Он дознается. Скоро он до всего дознается.

32.

— Не хочу идти, — Отрада, покрутив в руках очелье, со вздохом положила его на лавку.

Верея подняла на нее строгий взгляд, оторвавшись от своего занятия: перебирала разложенные на столе травы.

— Негоже Богов гневить, девонька, — сказала она, поджав губы. — Не нами заведено, не нам и нарушать.

Отрада тоскливо вздохнула и потянула ленту из косы, позволив тяжелым прядям рассыпаться по спине медной волной. На Русалий день, как и на посев льна, возбранялось девкам заплетать волосы.

Где ж это видано, чтобы русалки с косами ходили?

Праздновала община, как водится, у воды. Уже разожгли три высоченных костра, уже обложили соломой старое колесо от телеги, которое подожгут и скатят прямо с холма в реку. Уже сплели пригожие девки венки из полевых цветов и трав, которые подарят своим суженым.

Потому Отрада идти и не хотела. Ей вручать венок некому. Она и не плела его вовсе, хотя ведала, что следовало бы одарить какого-угодно паренька, раз уж жениха у нее не было. Да токмо делать что-то ради первого встречного у нее душа не лежала.

А тому, кому сплела бы, был венок от нее не нужен.

Но Верея права. Сидеть в избе в унынии и жаловаться на судьбу – гневить и людей, и Богов. Еще осердятся на нее, девку неразумную, и накажут всю общину. Иссушат землю али затопят поля, пожгут огнем весь урожай, ветрами выметут плодородную почву... Да мало ли какие напасти придумают грозные Боги!

Так что надела Отрада самую нарядную свою рубаху, расплела толстую косищу и приладила на голову очелье. Немало времени потратила она, чтобы расшить рубаху яркой нитью: узор шел по подолу и круглому, небольшому вырезу горловины, на рукавам чуть ниже плеч и по груди.

— Краса! — похвалила Верея из-за стола, поглядывая на девку почти с материнской заботой.

— А ты пойдешь, госпожа? — спросила та, смущенно опустив длинные ресницы.

— Да куда уж мне идти, веселиться с молодыми? А ты ступай уже, поди, подружка заждалась.

Кивнув, Отрада разгладила ладонями мягкую, светлую тканину – она сама сеяла тот лен, сама пряла и белила – и упорхнула за дверь. Пробежав через лес, встретилась со Стояной в условленном месте. Та и впрямь уже умаялась ждать и укоризненного поглядела на подошедшую Отраду. На круглых, румяных щеках подруги алел румянец.

— Ну, Радка!Все веселье пропустим! — напустилась на нее Стиша, но быстро сменила гнев на милость, схватила за руку и бегом-бегом потянула за собой, только и мелькнули перед глазами ее русые волосы.

С холма вниз они едва ли не скатились, неведомо как не свалившись с ног. Стояна в чем-то была права: на берегу людей собралось уже изрядно. Парни с девками играли в горелки; дети помладше носились друг за другом и мешались под ногами у взрослых; мужатые женщины сбились в тесные кучки и перемывали косточки всем, на кого падал взор; мужи вели степенные беседы чуть поодаль, а старики поглядывали на молодых с добродушными усмешками.

Сколоченные на скорую руку столы ломились от различной снеди. Здесь были и горшки с похлебкой, и рассыпчатая каша, сдобренная маслом, и кружевные блины, и сладкие пироги, и ягоды в глубоких мисках.

С реки на землю наполз серый, густой туман; солнце спряталось за макушками деревьев, и с каждым мигом его лучи все сильнее угасали, и темнота опускалась на берег. Костры, едва занявшиеся, разгорались все ярче и ярче, во все стороны разлетались густые снопы искр, и некоторые не сразу оседали на примятую траву, а устремлялись в небесную ввысь.