Книга Осколки на снегу. Игра на выживание, страница 140 – Элина Птицына

— Мы чтим Высшие Силы, — голос деда звучал резче, чем следовало. — Разве не сказано, что тайны мира открываются не сразу и не всем?

— Это гордыня, — святейший Мервин безмятежен. — Кто ты такой, человек, чтобы Небо именно тебе открывало тайны? Разве ты носишь вериги? Молишься на острых камнях? Может быть, ты постишься без меры? Не позволяешь себе спать ночами? Ты отказался от женщин еще юношей? Ответь мне без стеснения, какие подвиги ты несешь, сын мой?

— Я таких подвигов не имею, — ровно говорит дед. — Я уповаю на Святое Милосердие и стараюсь хорошо делать свою работу, помогая несчастным. Провидение не запрещает нам приносить облегчение людям.

Берти восхищен дедом и показывает Крейгу язык. Тот все равно не видит мальчика за ширмой.

— Это хорошо, что ты понимаешь свое ничтожество, — размеренно роняет Святейший. Отец за колонной морщится. Берти отвлекается на него, и мокрая чашка выскальзывает из рук. Она катится по полу, выложенному восточной плиткой, подпрыгивая и пронзительно звеня.

— Что это?! — в голосе Мервина…тревога? — Кто там?!

— Внук мой, в учениках ходит. Сломал что-то, — хмыкнул дед. Отец, сердито сверкнув глазами, отступил вглубь, за колонну.

Вовремя — Святейший заглянул за ширму.

— Простите меня, — попросил Берти, свесив голову ниже плеч, так, что видно было только край черного подола архиепископа.

— Ничего, ничего, — протянул Мервин как будто бы с облегчением. — Хороший мальчик. Старайся больше.

И почти сразу же ушел.

Дед сердит, но не на Берти, а на состоявшийся разговор. Зато отец почему-то весел.

— Имберийцы, как сороки, — говорит он, выходя из-за колонн и останавливаясь напротив деда. — Хватают все, что видят ценного в чужих землях и тащат к себе. Правда, потом не знают толком, что делать с этим ценным. Ну, ничего, главное же в другом. Главное в том, что уже утащили, а значит, можно и уничтожить.

Берти не понимает ничего, а у деда алеют щеки.

— Держи язык на привязи, — резко отвечает он. — И помни, что нынешняя королева молодая и очень здоровая женщина в отличии от своей бабки или даже матери. Им умения Бертрамов были нужны как воздух.

— Ну, ничего, это временно. Она состарится и тоже заболеет, — смеется отец.

Мервин Крейг был одним из его обвинителей.

А вот все вместе привело к тому, что отрокБерти в чужом саду, в свои почти двенадцать, вглядываясь в темное звездное небо, не видел на нем ни одной подсказки: что будет дальше? Как жить?

Вы-жи-ва-ть…

Тяжело и сложно.

Через три дня экономка устроит разбор между слугами: на кухне не досчитались пирожков. Да, это было наивно думать, что Барсик будет честно сидеть на чердаке. Он прожил там семь дней и, похоже, успел изучить весь особняк за это время. Люк узнал, как попасть в богатый дом — в его кругах таким знанием не разбрасывались.

А пирожки мог бы не трогать.

Увлекшись, экономка потребует ответа и у Берти. Мать выйдет из себя, швырнет в нее вазой. Экономка извинится перед благородной лирой и ее сыном. Но, когда приедет тетка, этот инцидент им тоже припомнят.

На девятый день, после той ночи в саду, Берти снова будет идти с матушкой по улицам холма Роз: тетка приказала выкинуть их за ворота.

Безжалостное летнее солнце стояло в зените и Люк поднимался им на встречу по теплым камням мостовой. Чистенький, в вышедшем из моды лет тридцать назад детском камзольчике — такой вполне может носить мальчик на побегушках из небогатого дома — с подвязанной рукой, которую он прикрывал полой камзола, Люк выглядел до крайности благовоспитанно. Берти сразу понял, что теткины сундуки на чердаке были тщательно проинспектированы маленьким оборвышем.