Онлайн книга «Осколки на снегу. Игра на выживание»
|
Ох, то я уверена, что со всеми трудностями справлюсь, то страшно переживаю, что нет. Не зря же мои новые товарки такие апатичные? Но я сегодня первый день… Я еще не дежурила, а уже могу сказать, что день был довольно утомительный: прибыла я рано, как мы и говорили. Какой-то мужлан, у дворцовых конюшен, обругал нас. * * * Лотарь фыркнул. Вот уж не ожидал он упереться в чью-то карету, когда выводил коня. Кто сейчас вообще ездит в каретах? * * * Приняли меня хорошо. Статс-дама со мной говорила мало, но по делу. Она типичная жительница Исконных земель — такая высокая и сухая! Утром все ходили к утрене, но меня освободили, потом прогуливали кошечек, и я этого тоже не видела, занимаясь личными делами и заселяясь в комнаты. А потом — большой обед в малом зале на 60 человек, там я уже была — очень изысканный стол, а ведь день будний! Как же будут кормить на праздники? Погода такая хорошая, что все дамы вышли без накидок или платков с открытой шеей, словно еще лето. После обеда мы все сопровождали Кайзерину на музыкальный отдых, в специальный зал, где было много народу. У меня от них в глазах зарябило! Но сердце мое стучало не оттого! Любезные родители, ах! Тут-то я и говорила с Кайзерин! Она сама подозвала меня! Мое сердце и сейчас стучит при одной мысли о милом происшествии! Кайзерина меня приняла очень милостиво, я бы сказала, что с нежностью, как добрая любящая мать. Она меня обняла, назвала милым дитятей и поцеловала меня! Какая сладость разлилась в моей душе! А она заботливо расспрашивала меня о вас, любезные родители — она помнит ваши имена! Она так обласкала меня своим общением, что, смею думать, ваша дочь имела счастье составить хорошее мнение у государыни. Я сидела рядом с Ее Величеством пока звучала музыка, а после кайзерина увезла меня с собой в богадельню, которую посещает каждую неделю в один и тот же день. Кайзерина обошла все комнаты, числом семь, подходила к кровати каждого, многих гладила по голове, многим поправляла подушки, и даже расспрашивала несчастных о их жизни! Как волнительно было видеть, с какою любовью она относилась к ним, с каким участием обращалась. Это напомнило мне наши посещения богадельни. Я мысленно перенеслась к тем старикам и вспомнила, что я иногда посещала их очень неохотно. Как мне стало стыдно! Кайзерина не чурается, а я чуралась. Это было невыносимо! Стыд так жег мои щеки, что я расплакалась. Кайзерина меня обняла, отерла мои слезы своими ручками, и так ласково меня расспрашивала, что я ей призналась в своей черствости. Ах, не судите меня, я не могла, решительно не могла ничего скрыть от этого ясного взгляда, что смотрел на меня с невыразимой любовь! Она же меня обняла, расцеловала и сказала, что в семнадцать лет такое простительно, что юность только учится доброте, и она — кайзерина — видит, что я буду лучшей ученицей! Ах, любезные родители! На какую высоту она подняла мою душу! Мне казалось, что я уже в раю! Я лечу! И слезы мои мгновенно высохли, и вновь набежали — уже от счастья! * * * Лотарь фыркнул и отодвинул письмо на мгновение. У этой девицы, конечно, сахарная вата в голове, такая приторная, что впору горького взвара хлебнуть. Но первое время, фрейлины-провинциалки все как одна — глупые и восторженные. Это потом они становятся словно… да, словно те кошки, которых они носят в корзинках, такие же примерные и, кажется, даже глазами хлопают одновременно. И письма перестают писать родным. |