Книга Полнолуние, страница 54 – Светлана Поделинская

– Мы с тобой одни на целом свете, – сказал Эдгар спокойно и в то же время как-то волнующе. – Все мертво, но мы никогда не умрем. Нет никакой другой реальности, только этот призрачный лунный свет…

Эдгар и Лаура долго сидели на перекладине роковой буквы H и смотрели, как в Городе ангелов загораются перекрестки, подсвеченные электрическими фонарями. Городвнизу наполнился морем огней, дарящих обманчивое тепло, как от луны.

Радость Лауры от возвращения в родной город продлилась недолго, ее ожидания не оправдались. Она страдала от разлуки с сестрой, но не решалась встретиться с ней. Лауре становилось чуточку теплее от одной мысли, что Джемайма неподалеку, в одном городе с ней. Один раз Лаура все же осмелилась позвонить старшей сестре. Убедившись, что у Лолли все хорошо, Джемми на всякий случай выпытала у нее адрес. Лаура просто не смогла не сказать, такова уж была ее сестра, прирожденный прокурор.

Между тем Лаура утрачивала понимание смысла происходящего и переживала глубочайший душевный разлад. Мир сузился и раздвоился, ограничиваясь, с одной стороны, пленом этого пыльного дома, а с другой – ее возвеличенными воспоминаниями.

Каждый раз на рассвете, лежа рядом с Эдгаром, Лаура переживала свою смерть вновь и вновь. После изначальной эйфории к ней постепенно пришло осознание, что он, сказочный принц со злом в очах, убил ее, выпил кровь и высосал ее маленькую жизнь. Влюбившись во сне в его светящийся образ и золотые локоны, Лаура и не подозревала, что ее ожидает. Глядя на его лицо, возвышенное и равнодушное, в глубокие синие глаза, в которых холодом стыла вечность, Лаура испытывала обожание, смешанное со страхом. Эдгар подавлял ее волю, вызывал священный трепет. Она соприкоснулась с его жизнью, но так и не познала ее, он оставался неразгаданной загадкой.

Лаура была не в силах понять природу своих чувств к ее прекрасному предку. В ней текла его кровь, воплотились его гены – это уму непостижимо! Однако в сравнении с тем, что ей приходилось делать каждое полнолуние, факт их дальнего родства не воспринимался чем-то ужасным. Девушка влюбилась в Эдгара, невзирая ни на что. Это была ее первая любовь – наивное и хрупкое чувство, и двусмысленность их отношений угнетала Лауру. Он был ее создателем, но не любовником – они спали в одной кровати, но не занимались сексом. Их связь, замешенная на крови, недомолвках и редких поцелуях, вероятно, нравилась Эдгару. Быть может, если бы у них случилась интимная близость, Лауре стало бы морально легче, в их отношениях появилась бы некая определенность. Но сама она не решалась, а Эдгар, как истинный рыцарь, не настаивал. Она не знала, что он таким образом растягивал удовольствие, играл сней.

Иногда Лауру посещало болезненное желание, чтобы Эдгар овладел ею жестко и властно, окончательно подчинил и сделал своей. Ей было неведомо, что он уже осуществил это, воспользовавшись ее беззащитностью. Эдгар относился к девушке со сдержанной нежностью, но эта сладкая обманчивая нежность не вводила в заблуждение. Лаура сознавала, что на самом деле он к ней безжалостен.

Эдгар не видел ее внутреннего надлома, зато замечал, что подопечная остановилась в своем развитии, и это вызывало его недовольство. Он оправдывал поведение Лауры тем, что поспешил с ее обращением. Иногда Эдгар задумывался о том, что было бы, если бы он набрался нечеловеческого терпения и изменил сценарий с самого начала. Ему следовало бы свести знакомство с Лаурой, не открывая правды о себе, обольстить и добиться ее любви. И только тогда поведать страшную правду, уговорить следовать за ним, добровольно отречься от небесного спасения души ради вечной жизни на Земле. Так Эдгар поступил бы честно, но это была бы совсем другая история. Вероятно, опутанная его сетями девушка вскоре дала бы согласие, но даже месяц соблазнения показался бы Эдгару бесконечным и тягостным. Истомленный ожиданием, он не доверял себе. Его тяга к Лауре была всепоглощающей, он не смог бы находиться рядом и постоянно сдерживать желание выпить ее кровь. Вот почему он предпочел обратить ее в первую же ночь и сделать подобной себе. Кровь, которую он перелил Элеоноре, чтобы дать Лауре жизнь, и родство их душ предопределили ее судьбу.