Книга Полнолуние, страница 87 – Светлана Поделинская

Эдгар шагнул в темноту и начал зажигать свечи, обходя комнату по кругу, словно совершал колдовской ритуал. Затем подошел к окну и приоткрыл его, желая глотнуть ночного воздуха. В комнату ворвался ошеломляюще сильный и злой ветер, от которого можно было задохнуться. Пламя свечей дрогнуло, но не потухло. Эдгар вдруг услышал, как дверь щелкнулакрепким английским замком и захлопнулась. Он с усилием затворил сопротивляющуюся раму и дернулся к двери с несвойственной ему порывистостью. Эвелина в зачарованном страхе наблюдала за каждым движением его тонких пальцев, пока он поворачивал ключ в замке. Наконец Эдгар вздохнул и отстранился с мимолетным прикосновением, мелькнувшим между ними как некое грозное предзнаменование.

– Он часто заедает, – недовольным голосом пояснил Эдгар, – завтра же прикажу, чтобы заменили. Ты мне напомнишь?

Эвелина снова кивнула и окинула спальню по-женски придирчивым взглядом с долей детского неосторожного любопытства. Прежде комната пряталась от нее, кроме притягательного огненно-золотого ореола вокруг лица Эдгара и сумрачного угла, где Эвелина затаилась, думая, что такой же неосвещенный полузабытый закуток она занимает в его сердце.

Спальня Эдгара утопала в роскоши, ее обставили по изощренному вкусу пани Софии. Эта комната хранилась в неприкосновенности как напоминание о расцвете эпохи рококо, когда юного Эдгара уподобляли золотому купидончику, поэтому он держал на видном месте свою детскую миниатюрную шпагу, оберегая ее со странным фетишизмом. В его вещах царил порядок, безукоризненный и отчужденный, в нем не ощущалось руки хозяина, потому что Эдгар лишь изредка гостил здесь. В убранстве этой комнаты взор притягивала кровать, пышная и белоснежная, словно облако. Она напоминала греческий храм в миниатюре: изящные столбики возвышались, как коринфские колонны, и поддерживали куполообразный полог из синего бархата – еще один давний каприз Софии.

При стыдливом взгляде на пустующее ложе Эвелина содрогнулась, вновь переживая болезненное воспоминание. Она заглянула в свой детский кошмар, в приоткрытые двери этой комнаты, где различила бледное лицо Эдгара на подушках и погасший нимб его золотых волос. Великомученический ореол Эдгара нисколько не померк в ее глазах со временем, и до сих пор в сознании мелькали чьи-то шепчущиеся тени, неправдоподобно высокие силуэты в траурных костюмах. Они осторожно выносили из усыпальницы брата таз, наполненный его кровью.

Тем временем Эдгар следил за растерянным взглядом Эвелины, страдая в присутствии сестры от своего безраздельного одиночества. Он стоял у темного окна, приняв непринужденную позу, и делал вид, будто его волнует приближение грозы. Междутем Эдгар приглядывался к подросшей сестричке, ища и утрачивая в ней призрак той маленькой девочки, которая была его первой сердечной привязанностью. И с сожалением признал, что этой девочки больше не существует и на ее месте заблистала утонченная манерная барышня. Чистейшая непосредственность Эвелины была искоренена светским воспитанием, милые ужимки преобразились в жеманство, а доверчивость выродилась в дремучую наивность. Эти скрытые перемены с разочарованием отразились в охладевающих глазах Эдгара. Теперь он не мог и помыслить о том, чтобы посвятить Эвелину в замкнутый круг своего одиночества. Эдгар внутренне зевал над докучливой необходимостью развлекать беседой почти чужую сестру и даже не пытался стряхнуть усыпляющую скуку. Их разобщенное молчание нарушила Эвелина.