Онлайн книга «Зимняя книга приключений. Парижский паркур»
|
– Да, немного... – А вдруг они так обрадуются, что выложат ей прямо в аэропорту? – Не надо, – прошептала я, – она... с ума сойдет. Она ведь какая-то странная. Нервная, вспыльчивая. – Вот-вот, – грустно сказала мама, – я попыталась объяснить им, что не стоит ей говорить, пока она не придет в норму не физически, а психически, но... – Ладно, мам. Я решу эту проблему. – Дорогая, но ты ведь не знаешь, как Ника может отреагировать на... – На правду? Не знаю. Но она уже должна к ней привыкать. Она должна знать, что родители ее обманули. Что никакой роли в сериале нет. И сериала нет. Она имеет право знать. Последние слова я произнесла громко. Слишком громко. Потому что Ника открыла глаза. И подошла к балкону. – Да, Елену Алексеевну выписали, но, боюсь, она не сможет приехать, как думаешь, вы доберетесь сами? – Да, мама... – автоматически сказала я, – мы все сделаем сами. Я повесила трубку. Ника открыла балконную дверь. – Ника... Я потерла подбородок. Что ж, я все равно собиралась ей обо всем рассказать. – Не надо, – прервала меня Ника, – не нужно. Она подошла к трельяжу и сбросила свои пузырьки с лаками и кремами. Они попадали, один скатился прямо на пол, но Ника перешагнула через него и снова двинулась к балкону. Я смотрела на пузырек с красным лаком на полу, все терла подбородок, словно собираясь стереть его с лица, и никак не могла подобрать слова. Да и как можно утешить человека, который родителям верил, как дурак, а они все наврали. Причем не про себя наврали, а про тебя, про то, что у тебя главное в жизни есть. Это как если бы мне они сказали, что мои комиксы напечатали отдельной книгой и продают в книжном магазине у нашего дома, а потом признались, что все – вранье. Брр! Меня даже передернуло. Что же сказать Нике? Любые слова кажутся нелепыми и искусственными. Вроде того, как в кино говорят после смерти героя: «Я соболезную», вместо того чтобы брякнуть: «Ох, ужас какой и кошмарный кошмар!» Но Ника решила мою проблему со словами. Она вышла на балкон и, опершись на перила, посмотрела вниз. Меня обжег страх с ног до головы, словно в меня кипятком плеснули. – Ника! Ника! Ты! Куда?! – А туда же, куда и ты, – сквозь зубы сказала она, перелезая на пожарную лестницу, – тебе можно, а мне нельзя? – Что – нельзя? – Паркуром заниматься! – Каким паркуром?! Я никогда не занималась паркуром на крыше! Я же новичок! – Это ты так говоришь. А может, ты врешь?! Если папа с мамой врут, то чего вдруг я должна поверить тебе? Она зло посмотрела на меня и стала подниматься по лестнице. Вдруг ахнула. Ее рука соскользнула с перекладины. Видимо, ладони стали влажными. – Ника! Она резким движением вытерла руку о джемпер и продолжила карабкаться. Я последовала за ней, прямо задыхаясь от страха. На крыше Ника огляделась. – Ну, что, с чего начнем? – спросила она ядовито, – с прыжков по крышам? – Да какие прыжки! Ника! Грей же сказал, по крышам запрещено прыгать. Могут вызвать полицию. – В моем случае им надо будет вызвать катафалк, – пробормотала Ника, подходя к перилам на той стороне, что кафе. – Что-о? – Не подходи! Иначе я прыгну вниз! – Ты и так прыгнешь! – Прыгну. Но с крыши на крышу. – Зачем?! Это же абсолютное идиотство! – Пусть! Они же считали меня идиоткой! Я докажу, что я абсолютная идиотка. Я привыкла во всем быть лучшей, знаешь ли, хани. Она сказала это с гордостью, но я видела – она готова расплакаться. – Ника, – я тоже боролась с подступающими к горлу слезами, – Ника, пожалуйста... Ты покалечишься... Придется возвращаться в больницу. – А мне и так придется! – зло крикнула она, утирая глаза рукавом. – Ты еще не поняла, почему я так много ем?! Я знала это с самого начала! Я просто прикрывалась ролью! У меня булимия! Это обратная сторона анорексии! Тоже болезнь! Теперь я ем не мало, а много, но это не значит, что я счастлива! Это значит, что я схожу с ума! Раньше у меня была причина, понимаешь? Я сходила с ума и знала, что подстрахована. Ролью. Что ожирение, к которому приведет булимия, пригодится для чего-то важного. Самого важного в моей жизни... А теперь... Она попятилась к краю крыши спиной. – Хоть развернись! – крикнула я, не замечая слез, струящихся по моему лицу. – Посмотри, куда будешь прыгать! – А зачем? – она словно была не в себе. – Какой в этом смысл? Она вдруг села на перила. – Не смей! – бросилась я к ней изо всех сил, с ужасом видя, как она откидывается на спину и... И вдруг валится обратно. Грей! Он обхватил ее руками и толкнул вперед. Ника, к моему изумлению, вытянула руки и идеально спружинила на них, перенеся массу тела. А потом она упала ничком на землю. То есть на крышу. Грей по-прежнему крепко держал ее в кольце своих мощных рук, чтобы она не дернулась. Я медленно опустилась на колени. Он поднял на меня глаза. – Вот это совпаденьице, – пробормотал он, – я вообще-то с тренировки шел. В последний раз решил на крышу вскарабкаться. Думал, мадам наша не будет против... Я подползла к ним и приняла на колени Нику. Она закрыла лицо руками и дрожала. Грей смотрел на нее несколько минут. – Брошу-ка я курить, – сказал он неожиданно. – Здорово, – проговорила я. Надо было что-то сказать. Ника убрала руки от лица и посмотрела на меня. – А ты – дура! – набросилась я, одновременно обнимая и целуя ее. – Настоящая дура! Удушу тебя сейчас! Вечером мы молча упаковали вещи. Потом сели каждая на своей кровати. Ника уткнулась в телефон, я рисовала. Точнее, срисовывала собор Сакре-Кер с открытки. Иногда поглядывала на Нику, но она на меня не смотрела. Напряжение висело в нашей комнате, как сизый дым в гостиной мадам – плотно. – Привет! В комнату постучался Грей. – Вы завтра улетаете? Он сел на кровать рядом со мной. Ника вздернула нос и поднялась, собираясь выйти. – Погоди, – остановила я ее, подаваясь вперед, – до Москвы все время будешь рядом со мной. – Я же ему мешаю, – язвительно сказала она, указав подбородком на Грея. – Мне? – искренне удивился он. – Почему? Она отмахнулась. Достала из сумочки наушники, заткнула уши со словами: «Не собираюсь я ваши секреты подслушивать». Подсела к трельяжу и стала перебирать косметичку. |