Книга Осколки, страница 164 – Саша Урбан

— Совершенно точно. Но мне важно понимать, когда все должно быть готово. Ты хочешь, чтобы к выбранному тобой дню у тебя уже была сотня восстановленных?

Хотелось спросить: «Зачем это все? Какому безумцу это могло прийти в голову? Какой идиот мог решиться на подобное?». Но он стоял перед ней, знакомый с детства, всегда спокойный и интеллигентный, безукоризненно вежливый папа, который мог часами говорить о том, как несправедлив был режим Реджиса к алхимикам. И вот, он, все такой же безукоризненно сдержанный, в окружении молодых людей, руководит лабораторией взрывчатки и планирует создание армии живых мертвецов.

— Нет-нет, это слишком радикально. Слишком много таких восстановленных могут напугать наших союзников, — рассуждал Ханнес. — Мы просто должны показать, что алхимики — больше, чем просто затравленные крысы в лабораториях. Мы достаточно сильны, чтобы с нами считались.

Солнце клонилось к закату. Элль и сама не заметила, как они с Ирвином провели в лаборатории несколько часов. Говорили обо всем, будто были знакомы первый день. Элль спрашивала о жизни заклинателя до восстановления, о том, как проходили его дни после. Как будто за полотном разговора можно было отгородиться от всего ужаса, что творился вокруг. Будто словами можно было скрыть водоворот убийств и жестокости, не думать о своей причастности к ним. Когда эти мысли все-таки прорывались, Ирвин и Элль цеплялись друг за друга, вслух обещая разобраться со всем этим, когда они окажутся в безопасности. Просто надо было понять, что задумал Ханнес, чтобы под шумок скрыться ото всех. Поэтому Элль и явилась к отцу в кабинет, размалеванный закатными всполохами.

— Это бесчеловечно, — заявила Элль, скрестив руки на груди. К чаю она не притронулась. Хоть и не чувствовала в нем присутствия чар, все равно не хотела рисковать.

— Ты так считаешь? — искренне удивился Ханнес. Повисла долгая пауза. Видимо, он все-таки рассчитывал на ответ.

— А есть сомнения? — парировала Элоиза. Отец изменился в лице, густые брови дернулись вверх, а сам мужчина откинулся на спинку кресла и сцепил руки перед собой, уложил их на столешницу,всем видом показывая, что готов смиренно слушать.

Элль молчала.

Тогда Ханнес вздохнул. Тяжело, будто разжевывание очевидных вещей вытягивало из него все силы.

— Моя дорогая Элли, бесчеловечно — это когда к живым людям относятся, как к скоту. Держат в загонах, убеждают, что они бесполезны, опасны, жалки. Лишают последних крох достоинства, чтобы затем просто эксплуатировать и развлекаться, перекрывая им воздух.

— Должно быть решение, — возразила Элоиза. — Мирное, когда никому не нужно умирать.

— Мы тоже так думали, Элли. И мы пытались, мы искали решение. Но правда в том, что дурные времена умирают только вместе с людьми, которые их создали, — он горько улыбнулся, а затем взглянул на племянницу с надеждой. — Будущее ждет, Элли. И в твоих силах его создать. Не ради меня, не ради кого-то другого, а ради себя. Я просто подскажу, как.

Элль взглянула поверх его плеча. За окном солнце налилось алым, как капля крови, готовая рухнуть в море и всколыхнуть его так, чтобы закованные в блики золота волны обрушились на берег с первобытной яростью.

***

Кораблей из Квартала Торговцев видно не было. И все же их появление ощущалось тревожной рябью в воздухе. Толпа, измученная тягостным ожиданием, бурлила. Летиция и сама не заметила, как из грозной массы всего за несколько дней алхимики превратились в оборванцев в осаде. Они ждали переговоров, требований, штурма. Ожидание их выматывало больше, чем борьба. Недовольство росло. Летиция не покидала свой кабинет, всюду отправляла Эллиота, а сама курила, шагала из угла в угол, как тигрица в клетке.