Книга Сбежать из Академии, страница 16 – Леока Хабарова

— Пусть так, — сказала она и чуть повернулась, задев при этом книжный шкаф. Фолианты посыпались на пол с глухим грохотом. — Но программы должны быть сданы в срок. Всё остальное меня не волнует.

Я знала, что это неправда, но от комментариев воздержалась.

— Эх, ну вот что ты такая безмозглая? Ничего решить не можешь! — Драконьи зрачки сузились. — Позвони Добронравовой, пусть поможет Енисею Симаргловичу. Если начнет бузить и отказываться — направляй ко мне, я ей живо мозги вправлю. Программы Одоевской доведёшь до ума сама. И не смотри на меня так — там ничего сложного! Подумаешь, парапсихология. Погуглишь и напишешь. Нет ничего невозможного для человека с интеллектом! Мои, кстати, тоже сделай. Мне ими некогда заниматься — я руководство осуществляю. А этому своему метафизику перешли шаблоны и всё популярно разъясни. И чтобы завтра к девяти… нет, к восьми всё было сделано!

— Завтра воскресенье.

Драконицаполыхнула огнём.

— Это твои личные проблемы. Иди, работай. И заодно собери всех на заседание к двенадцати. А ещё кофий мне подай. Холодный, но чтобы безо льда! И, кстати, — окликнула она, когда я уже взялась за дверную ручку. — На отпуск в июле можешь не рассчитывать — мне нужен свой человек в приёмной комиссии.

Я стиснула зубы до хруста. Кровь кипела в жилах, а глаза щипало от подступивших слёз, но я сдержалась. Нет. Не буду закатывать истерик. Мегера не увидит моей слабости. Никогда.

Мысли ввернулись к заветному, оформленному по всем правилам заявлению, которое дожидалось своего часа. Уволюсь. Непременно уволюсь. Вот получим лицензию, и сразу займусь.

По коридору я не шла — летела. Нет, каблуками не цокала. Это только в женских романах и фильмах секретарши на шпильках шкандыбюат. В реальности же нам столько приходится бегать, что мама не горюй: по этажам туда-сюда, между корпусами по тысяче раз за день. Так что ноги лучше беречь. Вот и мчалась я, лёгкой поступью, обутая в удобные белые полуботинки на шнурках. Такие наверняка бы одобрил Форест Гамп [1].

В двести тринадцатой поточной аудитории Енисей Симарглович громко и патетично вещал что-то на древнеарамейском. Я не знала древнеарамейского, но за годы работы научилась отличать его от латыни.

Енисей Симарглович вещал. Студенты спали.

Я аккуратно приоткрыла дверь и шёпотом сообщила магистру о совещании.

— А повестка? — тоже шёпотом спросил он.

Со стороны, наверное, казалось, будто мы боимся потревожить чуткий сон мирно сопящих адептов, ибо ответила я ещё тише:

— Рабочие программы.

— А-а-а… — протянул Енисей Симарглович, удостоил меня прощальным кивком и продолжил баюкать студентов.

В отличие от погружённой в сладкую дрёму двести тринадцатой, лаборатория жужжала, точно улей. За учительским столом, схватившись за голову, сидела Злорада Церберовна. Волосы её разлохматились, лицо побледнело. А вокруг плотным кольцом толпились зачарованные массовым приворотом студенты. Они тянули к ведьме зачётки и гудели: «поставьте автоматом, поставьте, поставьте…».

Видимо, Злорада почувствовала моё присутствие. Она вскинул голову, встретилась со мной мутным взглядом и прохрипела:

— Нина! Убей меня.

— Этого не потребуется, — радостно возвестила я. — Мегера собирает всех в двенадцать.Она и убьёт.

— Какая вдохновляющая новость, — буркнула ведьма. — А что за повестка?